Последний клоун-лирик Армен Асирянц: После участия в моём номере муж выгнал девушку из дома

Фото: Антон Вергун

Трудно найти зрителей, которые не любили бы выступления ковёрных – так в цирке называют клоунов. И белгородцы не исключение. Стоило на арене московского «Нового цирка 2» показаться клоуну Армену Асирянцу, смеялись и дети, и взрослые. Но если малыши следили за неуклюжими движениями артиста, его смешными фразами, то взрослые видели куда больше. Без яркого грима, красного носа и рыжего парика этот маленький человечек каким-то удивительным образом вместе с улыбкой вызывал светлую грусть. Сам Армен Асирянц называет себя одним из последних клоунов-лириков. Мы встретились с ним после выступления, чтобы поговорить о судьбе артиста цирка, встречах с Юрием Никулиным и русских зрителях.

– Армен, сейчас много клоунов-лириков?

– Лирику сейчас работать сложно. Время изменилось, в тренде двадцатисекундные клипы. А в лирике нужно думать. Большинство клоунов отказывается от неё ещё и потому, что для этого нужно быть хорошим актёром. Сейчас модно быть просто ковёрным. Это тоже должно быть, наверное. Упал, ударился, вскочил. Люди ведь не меняются. Еще Гомер описал больше трёхсот комедийных ситуаций, с тех пор всё осталось так же.

– У вас были хорошие учителя. Вы работали с Никулиным?

– Я работал с ним в 1997 году как раз в той программе, когда он умер. И он был очень интересный человек. Каждый день вызывал меня к себе в кабинет по громкой связи, кстати. По громкой почему-то звал только меня: «Армен, зайдите». Я приходил к нему, он с порога: анекдот. Я люблю рассказывать анекдоты, и Юрий Владимирович это знал.

– А если он слышал этот анекдот, он говорил: я знаю?

– Нет, это неприлично. Он никогда не перебивал. Слушал до конца, улыбался, а потом мог сказать: я знаю этот анекдот.

– Трудно было с ним работать?

– Не было никаких трудностей. Однажды он меня вызвал (а я жил в то время в коммунальной квартире, накопил денег и купил комнату в Москве). Смотрю, рядом с Юрием Владимировичем сидит Лужков. И Никулин мне: говори. Я не понял: о чем? Ну, то, что ты в коммуналке живёшь. И что это поменяет, говорю я. Есть сейчас двухкомнатная квартира, отвечает мне Юрий Владимирович. Нет, мне не надо, я сам заработаю. И Лужков говорит: зря. Так я лишился двухкомнатной квартиры.

– Заработали со временем?

– Я построил себе хороший дом в километре от Москвы. Квартира – это всё-таки муравейник. Дом модерновый из сип-панелей, с двумя эркерами.

– А почему отказались? Не захотели быть должны властям?

– Я честный человек. Я же не знаю, где он взял эту квартиру, чтобы подарить. При этом я был вхож в его семью. У Лужкова было двое маленьких детей. Они меня обожали. Я только приходил, они начинали визжать от восторга.

– Это был интересный период жизни?

– Очень. Поэтому после смерти Юрия Владимировича я уехал из страны. Это было в 1999 году. Понял, что будет сложно его заменить. И почти 20 лет прожил в Европе и Америке. Запомнилась работа в казино в Пальма-де-Майорке. Там была шоу-программа Riverdance – театрализованное танцевальное степ-шоу. Казино — это такой город в городе: там есть огромные бассейны, рестораны, все варианты развлечений, которые могут прийти в голову. Всё делается для того, чтобы человек, который туда зашёл, остался там до тех пор, пока у него есть деньги. В Штатах я не прижился. А в Испании – вполне вписался. Да я и до сих пор там живу. Завис между двумя странами.

– Как же вам в России после Испании? Не холодно?

– Здесь люди другие, лучше. Наша юродивость создаёт гениальные вещи.

– Но наша юродивость рождает и ужасные вещи.

– А это как инь и ян. Я имею в виду юродивость не как состояние человека, а саму ситуацию в стране, которая отличается от того, что происходит в Штатах, Европе или Японии. Мы по культуре превосходим их на три-четыре головы. Проблема в том, что мы пользоваться этим не умеем. В Финляндии, например, человек не ворует, потому что думает о своём ребёнке: как он будет жить, если он украдёт. А у нас наоборот: думают украсть, чтобы на эти деньги отправить ребёнка за границу. Менталитет иной.

– Мне не нравится такой менталитет. И он не кажется мне лучше, чем размеренная европейская жизнь.

– Ну, это ещё пошло от Чингиз-хана.

– По мне так желательно, чтобы оно в той эпохе и осталось. Вы первый сезон работаете с Романом Коробко?

– Я с ним работал 22 года назад. Был с ним уже в Белгороде. Раньше цирк возглавлял отец Романа, тоже Роман Коробко. И прадед был Романом. Только дед – Пантелеем.

– И взрослые, и дети были сегодня в восторге от вашего номера «Поездка в автомобиле». Как вы придумываете свои репризы?

– Все авторские номера, все залитованные, то есть проверены временем. А проверяется на публике. Бросается какая-то идея и смотрится, как её воспринимают. У меня есть театральный спектакль, но я его не катаю, потому что есть риск, что не пойдёт. Например, клоунаду с машинами я делал пять лет. Как-то мы ехали с другом ещё будучи студентами работать в Молдавию. Платили хорошие деньги, мы согласились, а нам нечего было показать. И друг говорит: давай поставим два стула, типа это машина, и она не заводится. А потом всё-таки зоводится, мы сажаем двух девочек и едем кататься. Придумали окна открывать. И когда мы отработали в Молдавии, там всем понравились и даже спрашивали у нас: вы западные клоуны? А потом мой приятель уехал в Штаты. Я ему как-то позвонил и спросил: Миша, ты не против, я буду работать наш номер с машиной? Да, работай, сказал он. Первый раз я выступил с «подсадкой». Но на втором выступлении он запил и сорвал номер. Тогда я решил работать только со зрителями.

– Это сложнее?

– Слишком артистичные зрители портят всю клоунаду. Они должны делать только то, что я им говорю, а они начинают импровизировать. Иногда среди зрителей попадаются театральные актёры, им хочется поиграть. И они начинают переигрывать, и это выглядит пошло. Возникает бесконтрольная ситуация. Обычно отправляю в зал такого зрителя. Но сегодняшний был суперэксцентричен. Он сам сел в машину, закрыл дверь, застегнул ремень ещё до того момента, как я сказал ему.

—Были ещё случаи, когда вызванные зрители ставили вас в тупик?

– Однажды в Санкт-Петербурге, когда я вызвал взрослых на машину, вместе с родителями выбежали дети. Я начал их включать в номер, но они стали плакать, мне пришлось уйти. Началась вакханалия. Это было фиаско. Как-то начинаю работать и чувствую, что что-то происходит в зале. Поворачиваюсь, а сзади меня мужик пьяный на коленях грызет ножку стула. Был случай в Минске, когда после клоунады мне позвонила одна мама и сказала, что после того, как я вызвал её дочь на машину, её муж выгнал из дома. В Италии меня пытались поймать и побить за то, что девушка вышла на проходку. В Англии меня назвали сексистом. Много чего было.

– Кем вас только ни считали, а на самом деле вы клоун-лирик.

– Петросян меня называет клоуном с солнечной улыбкой. До 1999 года я тусовался с ним и другими артистами. А потом понял, что умираю от этих тусовок. У них другая жизнь, она мне не интересна. Мне нравится рыбалка, хорошая компания. Посидеть с друзьями, поговорить, выпить коньяка. Эта ярмарка тщеславия меня не прельщает. Но не хочу ругать весь наш бомонд. Есть среди них умные, талантливые люди. А самой важной для себя наградой считаю, когда ко мне подходят зрители после представления и говорят спасибо.

Беседовала Виктория Передерий

Фото: Антон Вергун