«Я не ползала, не валялась. Просто посидели». В Белгородской области известно о тысяче социально-неблагополучных семей

Каждый третий белгородский подросток, совершивший преступление, растёт в неблагополучной семье, где родители самоустранились от воспитания. На учёте в органах полиции области состоит 1024 семьи, в которых 1869 детей нуждаются в защите государства от собственных родителей. На одной из последних пресс-конференций главный полицейский региона Виктор Пестерев заявил, что на рост преступности влияет неблагоприятная социально-экономическая обстановка в стране. Количество безработных людей, совершивших преступления, в регионе выросло с 63 до 74 процентов. Как правило, в таких семьях процветает пьянство, а дети предоставлены самим себе. Корреспондент сайта Go31.ru  посмотрела на неблагополучные семьи изнутри.

«Меня уже снимали с учёта, снова вернули, когда Карина чудить начала»

Посреди частного сектора на Харьковской горе Белгорода стоит старый дом в один этаж и несколько квартир.  В одной из них живёт женщина. Ей всего тридцать пять, но внешность выдаёт в ней много лет пьющего человека. С ней живут две дочки, девяти и одиннадцати лет. Хозяйку дома зовут Раисой, и сегодня к ней в гости в очередной раз пришла инспектор по делам несовершеннолетних.

Небольшая семья Раисы состоит на учёте как социально неблагополучная, дети в которой находятся в социально-опасном положении. Одна из тысячи таких в Белгородской области. Обязанность инспектора Лады Грачёвой – регулярно навещать  такие семьи на своём участке.

Дочерей Раиса воспитывает одна. Пока что плодами её педагогических навыков стали побеги младшей дочери из дома и возвращение на учёт в полицию как матери, плохо исполняющей свои родительские обязанности. Лада Грачёва говорит: сорвалась.

— Меня уже снимали с учёта, снова вернули, когда Карина чудить начала, — пытается объяснить женщина. — Был у неё такой период. В школе её не любят, поведение плохое.

Раиса – запойная, нигде не работает. В такие периоды дети предоставлены сами себе.

— У меня ребёнок – инвалид, я получаю зарплату по уходу,  - оправдывается хозяйка дома. —Подрабатываю иногда на полях, обои могу поклеить, когда позовут.

«Я не ползала, не валялась. Просто посидели»

Старшая Настя плохо слышит, имеет группу инвалидности. От Центра помощи семье и детям ей выделили путёвку в оздоровительный лагерь, куда она отправится на днях. Младшей, говорит мать, бесполезно «выбивать» путёвку: всё равно убежит.

— Врачи говорят, у них у всех сейчас это бродяжничество повальное, что ничего страшного, — непонятно кого успокаивает Раиса.

Мать Раисы умерла три года назад, отец — гораздо раньше, прошло много лет. С отцом своих дочерей женщина расписана не была, жили вместе, вместе и выпивали. Однажды его надолго посадили в тюрьму за убийство. Он давно освободился, но с Раисой и детьми не живёт. Мать дочерей перечисляет случаи, когда материально помогал: один раз тысячу рублей привёз, второй раз передал пару сандалий. Работает или нет, неизвестно.

— По уходу за дочкой-инвалидом около пяти с половиной получается, но это вместе с пенсией, - продолжает рассказывать Раиса. – Если посчитать все детские и прочее, то живём втроём на 24 тысячи в месяц. Да не пью я уже. На днях свой день рожденья отмечала. Приезжала сестра моя, выпили на кухне баклажку пива. Я не ползала, не валялась. Просто посидели.

Пока мать рассказывает, Карина сидит на табуретке, держит в руках котёнка, целует его. На одёргивания матери, чтоб не подносила кота ко рту, не реагирует, смотрит волчонком. Настя спит на диване в соседней комнате, из-под одеяла выглядывают детские ноги. Будний день, наступило позднее утро.

— Вырастет младшая, пусть на маляра пойдёт выучится, хоть что-то будет уметь, не пропадёт, — говорит Раиса. – А Настя говорит, хочет научиться ногти красиво красить, маникюром заниматься.

— Сегодня ещё в одну семью съездим, тут недалеко, — сообщает Лада, и её коллега Наталья Мищенко, севшая за руль, заводит двигатель.

«Все спрашивают: зачем нарожали?»

Автомобиль останавливается у старого общежития напротив деревянного храма на Харьковской горе. Инспектор долго звонит в домофон, но никто не открывает. В подъезд вошли вместе с открывшими входную дверь соседями. Из квартиры на первом этаже высунулась голова пожилой женщины. Это свекровь Натальи, матери двоих детей, семья которой как раз состоит на учёте инспекторов:  Наташа, выходи, к тебе из милиции пришли!

Планировку жилья, в которое вошли инспекторы, определить сложно. В прихожей тесно, она заставлена мебелью и завалена вещами. Шкаф, по всей площади разложен  диван, на котором лежит не до конца проснувшийся парень лет 13-ти. За всё время присутствия незнакомых людей в помещении, он так не поднялся, просто наблюдая за гостями. Обои вокруг засалены, отваливаются по углам.

Свекровь стоит на проходе в кухню, откуда раздаются звуки работающего телевизора. Через некоторое время из другой комнаты выходит сама Наталья, 33-летняя светловолосая  женщина. С ней двое детей, двухлетняя девочка и восьмилетний мальчик.

— Ни от кого никакой помощи, — сразу начинает свекровь. — Мой сын уехал, с матерью общаться не хочет. Не знаю, почему. Живём все вместе: с дочкой, её тремя детьми и с невесткой, у неё двое. Один от первого брака, второй – от сына моего.

— Я не работаю, и не работала нигде, училась в медколледже, сейчас нянчусь с детьми, — вторит пенсионерке Наталья, — Детский сад не дают. Сказали, только на 16-й год.

Первый муж в месяц выделяет Наталье на ребёнка пять тысяч рублей, по договорённости. Она боится, что если через суд начнёт добиваться официальных алиментов, то и этих денег не увидит.

— Вот нас спрашивают, что ж нарожали столько при такой бедности, — пенсионерка продолжает жаловаться. — А что, вы предлагаете аборты делать? Мы верующие люди.

— Сын этой пенсионерки, что жену с ребёнком бросил, наркоман, — рассказывает потом инспектор Грачёва.  — И дочка её тоже без мужа детей воспитывает. У Натальи же образ жизни такой... Мягко говоря, несознательный.

— Многие трудятся, чтоб детей прокормить. А другие рожают, работать не хотят, грязь развели, зато рожают одного за другим. Помощи всё время требуют, — обсуждают уже в машине между собой инспекторы.

«На начальной стадии деградации семьи почти невозможно выявить»

Семья Натальи оказалась второй из той самой тысячи. Если точнее, то по данным регионального УМВД, на учёте в полиции состоит 1024 белгородских семьи. В них более двух тысяч детей живут в социально-опасном положении. Как правило, их родители нигде не работают и чаще всего пьянствуют.

— И это только учтённые семьи, - рассказал заместитель начальника управления участковых уполномоченных и подразделений по делам несовершеннолетних УМВД России по Белгородской области Алексей Сабельников. – А в реальности их в разы больше. Это как с наркоманами: в официальную статистику попадают только выявленные, а на деле их круг гораздо шире. На начальной стадии деградации семьи почти невозможно выявить. Жестокость по отношению к детям может выражаться не только в физическом насилии. Это и отсутствие питания, игрушек и одежды.

Но и этой тысячи неблагополучных семей, говорит Сабельников, для нашего региона очень много.

По словам полицейского, в этом году за первые шесть месяцев десять процентов раскрытых тяжких преступлений в Белгородской области были совершены в семьях. Участниками 50 процентов из них были супруги.

— Что касается ухода детей, побегов из дома, то нередко выясняется, что руководители учебных заведений скрывают факты семейного неблагополучия от полиции. Они работают по балльной системе, и тем самым стараются улучшить свою статистику, — поясняет Сабельников.

Начальник управления организации деятельности участковых уполномоченных и подразделений по делам несовершеннолетних УМВД России по Белгородской области Сергей Фролов:

— Мы проводили анализ, 60 процентов преступлений были совершены безработными лицами. Сейчас произошёл скачок безработицы, люди, соответственно, пьют. Основная причина роста преступлений, конечно, социально-экономическая. Что делать с безработными, пока непонятно. Нам бы очень помог закон о домашнем, бытовом, насилии. Мы говорим о его крайней необходимости на протяжении многих лет.

Сергей Фролов повторяет, что проблема, связанная с насилием в семьях, носит  системный характер. По словам главного участкового, если человек побил постороннего на улице, по закону его накажут. Если же он истязает собственную семью у себя дома, у полиции практически связаны руки. Домашний дебошир понимает, что участковый не может его забрать даже в медицинский вытрезвитель, так как эти учреждения упразднили. Посадить на 10 суток тоже не имеет права. Изъять ребёнка из семьи можно только после решения суда.

— Закон о бытовом насилии может стать тем самым рычагом для работы с «трудными» родителями, — уверен  Фролов. — К примеру, когда приняли закон об административном надзоре, в Белгородской области на 4 процента сократилась рецидивная преступность.

Лишение родительских прав главный региональный участковый считает крайней мерой, которая перекладывает тяжесть воспитательной функции на государство и оставляет родителей без наказания. В то же время, до окончания судебного разбирательства ребёнка невозможно изъять из семьи.

По мнению Сергея Фролова, можно обратиться к опыту США, где по решению суда дебоширу на какой-то срок запрещают приближаться к своей семье. Можно было бы влиять и с помощью обязательных работ. Если отец совершил насилие над ребёнком, должен знать, что будет наказан.  

Старший инспектор по делам несовершеннолетних городского УМВД Анастасия Евланова:

— Как родители реагируют на лишение родительских прав? Временное ограничение в родительских правах часто оказывает остужающее воздействие на родителей. Но не всегда.

Необходима профилактическая работа с такими семьями. А без закона о бытовом насилии её проводить сложно. В этих условиях, мы, как можем, пытаемся работать на профилактику, в том числе, и подростковой, преступности. К примеру, два месяца назад в Белгороде  заработал передвижной штаб, который ездит по местам скопления несовершеннолетних: торговые центры, пляжи и прочее.

P.S. За полгода в Волоконовском районе число подростков, пострадавших от преступных посягательств, выросло в четыре раза, в Чернянском – в три, в Шебекинском  - в 2,5, в Валуйском и Ракитянском в два раза. Абсолютное большинство несовершеннолетних (70), признанных потерпевшими, зарегистрировано на территории Старого Оскола.

Мария Литвинова, текст и фото