Бранимир: «Спиваются больше заводчане, чем музыканты»

Когда-то музыкант Александр Паршиков выбрал себе имя Бранимир, объясняя его, как «бранящийся», то есть, «воюющий за мир». Потом он признавался, что стал скорее «бранить» мир, хотя, в его случае, это, кажется, одно и то же. Его песням дают рекомендации не только известные музыкальные журналисты и критики, называя современным Башлачёвым, но и сами российские музыканты.

Рассказывая в своих песнях не о самом красивом в людях, оголяя неприглядные стороны жизни, сознательно причиняя тем самым слушателям душевный дискомфорт, волгоградский музыкант хочет сделать их счастливее. Как такое возможно и что это вообще значит, Бранимир рассказал нашему корреспонденту, когда приезжал в Белгород с концертом.

«Мир вряд ли можно изменить, но баланс добра и зла можно поддерживать»

- Бранимир, несколько лет назад в интервью ты говорил, что пытаешься своими песнями изменить мир, сделать людей лучше.  То есть ты не просто что-то создаёшь и поёшь, а прямо такую ношу на свои плечи взвалил, мир менять. Не возникало ещё желания послать всё к чёртовой бабушке?

- Сейчас такое желание возникает всё реже и реже. Знаешь, когда оно приходит? Когда КПД не ощущаешь от своей деятельности. Бывает, вкладываешь силы, вкладываешь и не видишь отдачу. Так часто бывает, когда работаешь на какой-то бесполезной работе. От сизифова труда у человека опускаются руки, ему ничего не охота менять. Мне пока не хочется опускать руки, отдачу вижу. Однажды я бросил работу, начал кататься по городам, выступать. Конечно, я не питал никаких радужных иллюзий, что вот сейчас поднаторею и мир изменю. Мир, наверное, вообще вряд ли можно изменить. Но его можно поддерживать в каком-то стабильном состоянии, чтобы баланс добра и зла был примерно равный.

- Но он же и так всегда равный. Нет?

- Я бы не сказал. Иногда, бывает, зло зашкаливает. Ситуация с Украиной  показала, что людям ещё много предстоит работать над собой. Разучиваться друг друга ненавидеть и делить мир на правых и виноватых.

- Ненависти, действительно, много. Со всех сторон.

- Знаешь, меня недавно спросил один человек с Украины: почему русские с таким удовольствием всех ненавидят? Я ему говорю: знаешь, ненависть – это интернациональная черта. Но лично я вообще ни к кому ненависти не испытываю. Я могу стебаться, но ненависти нет. Это очень высокое чувство. Как любовь, оно требует большой энергоотдачи. Когда  ты кого-то яростно ненавидишь, то питаешь его своими энергетическими соками. Когда любишь человека, тоже  питаешь, даже если твоя любовь безответна. Ты постоянно думаешь о человеке, тратишь на него свои эмоциональные силы. Но в отличие от любви, это очень бессмысленная тема - ненавидеть.

- А как ты ощущаешь то самое КПД?

- Например, я когда-то, как и ты, работал в СМИ, у меня журналистское образование.  Но я ушёл из газеты, потому что не чувствовал отдачи. Я что-то пишу, но это не приносит никакого удовольствия и пользы ни мне, ни другим.  И я понял: хватит себя насиловать. Я ощущаю отдачу, когда люди благодарят после концертов. Когда пишут в письмах: спасибо, я бросил пить. Спрашивают: когда ж ты  нам приедешь? И я ощущаю себя таким доктором Айболитом. И понимаю, что сейчас в ответе за то, что делаю, за тех, кого «приручил», кому раздаю свои силы.

«Человек мечтает быть лётчиком-испытателем, а ему приходится ходить на работу в офис. И он всю жизнь себя за это жрёт»

- И этих людей становится всё больше?

- Аудитория понемножку растёт.  Плюс по продвижению всё получается в тех темпах, которые наметил. Мне по кайфу, что я на кого-то смог повлиять в выборе каких-то векторов движения.

- И что меняется в людях, кроме того, что кто-то бросил пить?

-  Понимаешь, самое главное – разбудить в человеке того, кто он на самом деле и куда ему нужно двигаться. С детства мы подвержены влиянию множества ложных социальных установок. В таком-то возрасте ты должен закончить школу, в таком-то жениться. В таком у тебя должны появиться дети.  30 лет – это такая дата, когда ты должен задуматься, что сделал, у тебя уже должна быть машина, квартира. Чтобы быть благонадёжным в глазах родителей и общества, ты должен работать на такой-то работе, получать столько-то. И в таком-то возрасте ты должен умереть. Люди на всё это ведутся. Человек мечтает быть лётчиком-испытателем, а ему приходится ходить на работу в офис. И он всю жизнь себя за это жрёт. Из-за того, что просто когда-то не послал маму с папой и общество и не зажил своей жизнью. У меня есть знакомая, которая хотела быть балериной.  А мама её запихала на юрфак. В итоге у неё вся жизнь как-то пошла под откос. И она жрёт не только себя, но и своих окружающих, оттуда ищет энергетической подпитки. Это очень важно - жить своей жизнью.

- Сам ты преодолел эти социальные установки? 

- Самые худшие мои годы - когда я работал журналистом. Я себя в этом не нашёл. Когда поступал на журфак ВолГУ, у меня были одни романтические представления. Что буду писать только правду, буду писать про музыку. Но в редакции понял, что всё, чему нас учили, не нужно. Я устроился в газету «Молодой» от комитета по делам молодёжи. За три года дошёл до начальника отдела культуры и образования. Меня сильно не парила эта работа, но позже осознал, что нужно что-то менять, что я там пользы не принесу. Шагнул в неизвестность, вышел из зоны комфорта. Что нужно периодически делать любому человеку, чтобы жизнь не была пресной.

- Тогда ты взял и научился петь?

- Нет, я пел и до этого. Просто убеждал себя, что это не может быть моим хлебом. Проживать чужую жизнь - губительно, твоя энергия уходит в никуда. Это как стоять в автомобильной пробке. И ты не только себя гробишь, но и своих ближних, ищешь везде виноватых. Евреев, буржуев, президента, родителей. А на самом деле никто, кроме тебя,  не виноват. Никто не вправе украсть твою жизнь, она только твоя.

«Иногда смотрю на детей и думаю: а ведь это будущие проститутки, будущие воры, будущие убийцы»

- Твои родители нормально приняли, что ты бросил работу и стал зарабатывать музыкой?

- Сейчас нормально, батя слушает мои песни. Правда, раньше они говорили: ты сопьёшься. Я отвечал, что сопьюсь быстрее, если буду работать  в редакции и выполнять ненужную работу. Спиваются больше заводчане, чем музыканты.

- Люди когда-нибудь тебе признавались, что узнают себя в твоих песнях?

- Часто. Обычно песня цепляет, если срезонирует с какими-то настроениями человека, с какой-то жизненной ситуацией. Вообще мои песни от хорошей жизни не слушают. Кстати, много ребят из тех, кто сидят, кто освободились, друзья по нацбольской теме, говорят, что мои песни помогали им выживать.

- Как у тебя происходит процесс сочинения песни?

- Стихийно. Что-то даёт импульс, могу фразу какую-то услышать.  Я проезжал в автобусе один маленький городок, называется Анна. На вокзале стояла девушка, глаза которой меня умоляли: забери меня из этой дыры, я на всё готова. Сейчас пишу про неё песню. Обычно всё жизнь подкидывает. Какая-то деталь поражает…

- Песня «Ибица» - очень страшная. Там есть безнадёга какая-то обыденная, которая просто ужасает, и «гаутама не покинет дворца».  В «Клопах» это тоже есть, но уже вроде не так безнадёжно.

- «Ибицу» я написал году в 2005 году. Я тогда задавался вопросами:  почему всё так несправедливо, куда смотрит Бог? Но потом я понял, что причина зла во мне и в моём угле зрения на этот мир. А «Клопы» – это моя самая любимая сейчас песня. Мне большого труда стоило её написать. Я же раньше таким еретиком был, а тут обратился к Богу.  Клопы – песня о детстве. Я иногда смотрю на детей и думаю: ведь это будущие проститутки, будущие воры, будущие убийцы. Будущие жирные бухгалтерши, у которых глаза цветут, растратчики, депутаты. Интересно, кто из них получится. Или, наоборот, смотришь на взрослого: вот же выродок, а ведь у него было детство! Каким он был? Меня всегда тема детей сильно волновала, кем они получатся.

«Я тот человек  с молотом, с кувлдой»

- В одном из своих недавних интервью Александр Васильев из «Сплина» сказал, что главная задача любого искусства — отвлечь человека от реальности. Чтобы он на какое-то время выпал из бытовой проблемной жизни и вернулся в неё с более позитивным взглядом на жизнь. А ты своими песнями, наоборот, выбиваешь людей из комфортного состояния. Рассказываешь о непривлекательных сторонах жизни.

- У кого что лучше всего получается. В том же Питере есть группа «Телевизор», которая поёт дикую социальщину. Или «Последние танки в Париже», которых я презираю, но которые тоже поют вообще по-особому. Всё это питерские люди, как и «Сплин», и Гребенщиков, которые занимаются чистым искусством. Здесь каждому своё, мне кажется. И в русской литературе всегда было такое противостояние. Например, лагерь Фета, который ратовал за чистое искусство и лагерь Некрасова с его гражданской лирикой. И каждый важен одинаково. Я не могу слушать только социальную лирику, ограничить мир всего одним углом зрения. Но и в одной красоте мне пребывать тоже неинтересно. Кто-то должен давать людям проср…ться. Как говорил Антон Чехов, у каждого из нас должен быть человек с молоточком, который каждый раз бьёт тебя по темечку, когда нам слишком хорошо. Чтобы сильно не расслаблялись.

- И ты взял на себя такую миссию – стучать молоточком?

- Наверное, да. Я тот человек с молотом, с кувалдой.

- А кто тебя самого бьёт по голове молотом?

- Это моя самая любимая группа сейчас, «25/17», больше никто. Был такой момент, когда я четыре года назад  бросил бухать и нуждался в подпитках. Я слушал F.P.G., моих любимых панков. Их бодрые, боевые песни «Бойцовский клуб», «Вечный двигатель».  И тогда мне попался целый сборник наших рэперов: «Проект увечье», «25/17», «Грот». Тогда я просто охренел, что рэп  может быть таким человеческим. И он срезонировал с моими идеологическими изменениями.

- Артемий Троицкий тоже в твоей музыке рэп углядел.

- Я не знаю, что он в ней рэперского нашёл. Но раз Артемий  Кивович назвал, он не вправе ошибаться…

«Просто катаюсь, впахиваю и ничего ни у кого не прошу»

- О тебе так лестно отзываются разные известные люди – как сами музыканты, так и критики. Восторгаются Артемий Троицкий, Семён Чайка, Андрей Бухарин. Троицкий и Чайка даже с Башлачёвым сравнивают. Тебя это больше радует или заботит?

- Ты знаешь, меня это обязывает делать всё лучше. Для меня это такое невероятное стечение обстоятельств. Бухарину на «Горбушке» подарили мой диск, я про эту историю не знал. А я его музыкальные статьи с 2002 года читал, для меня он - легендарная личность. Однажды мы встретились на одном концерте. Он говорит: «Это ты Бранимир? Я твою песню «Прешбург» завтра буду ставить». И мы с ним проговорили весь концерт. Троицкий тоже ставил  мою песню в своей передаче Stereovoodoo. Единожды мы с ним пересекались в Москве, такой интересный дядька. Ему я вообще благодарен за своё счастливое детство.

- Когда-то ты сам хотел быть музыкальным журналистом, а теперь стал объектом музыкальной журналистики.

- И у меня и самого к журналистике появились подвижки. Сейчас я пишу в журнал Dark City, это издание о тяжёлой музыке. У меня там своя колонка, рубрика «Наше подполье». В ней я рассказываю про команды российского андеграунда. А с первого октября начинаю вести свою авторскую программу на новом радио Семёна Чайки, бывшего директора «Нашего радио». Это будет интересный проект под названием «Своё радио», там будут вести свои авторские программы бывший гитарист «Арии» Сергей Маврин, лидер «Оргии праведников» Сергей Калугин.  Интересный набор артистов, надеюсь, что у радиостанции большое будущее, и мы как-то изменим культурную ситуацию.

- Опять берёшься за утопическую идею? Людей сделать лучше, культурную ситуацию изменить.

- Да, она утопическая. Но, к сожалению, ни на одном современном российском радио нет оригинального контента. «Наше радио» тоже всех задолбало, там одни и те же песни крутятся десять лет. Не меняется ни состав артистов, ни треклист.

- А тебе самому хотелось бы, чтобы там твои песни  постоянно звучали?

-  Мои тексты сложны, форма подачи своеобразная, агрессивная. При этом я использую в них мат. Я зарабатываю свою аудиторию без помощи каких-то больших людей и ресурсов. Просто катаюсь, впахиваю и ничего ни у кого не прошу.

«Мне интересно: будут ли в школе проходить Ес Сою или Веру Полозкову?»

- Судя по всему, ты человек с высокой степенью эмпатии. Это умение сопереживать, чувствовать боль других, как свою, далеко не всем людям свойственно. А ты всегда таким был, или на тебя что-то когда-то повлияло?

- Наверное, всегда таким был. Что влияло - не знаю… Я воспитывался на русском роке, до 18 лет слушал только русскоязычную музыку. Потом начал вникать и в международный культурный контекст. Обнаружил для себя много хороших вещей. Читал книги, не свойственные моим сверстникам. Мне особенно не о чем было общаться со своими одноклассниками. Я любил французских поэтов-символистов, больше всего люблю Артюра Рембо и каторжника Франсуа Вийона. Из русских поэтов - Михаила Кольцова.

- Современная поэзия для тебя как-то представлена?

- Вера Полозкова заняла свою уникальную нишу, занимается мелодекламацией. Потом появилось много странствующих поэтов, которые пишут как-будто не стихи, а пост в твитере. Например, есть такой человек Ес Соя, я вообще не понимаю его феномена. При этом я не могу говорить, что он какой-то бесталанный, потому что, если он собирает народ, то это уже явление.  Но я не считаю, что это поэты, способные как-то резонировать с настроениями нашего века. Это всё уже где-то было, это постмодерн, повторение старого опыта. Да и сейчас намного сложнее кому-то продвинуться и выйти на первый план. По той простой причине, что в Интернете очень много информации. Сложно выделить. Лично я теряюсь.

- Есть такое мнение, что история всё сама отфильтрует.

- Мне просто интересно, будут ли в школе проходить Ес Сою или Полозкову? Но мне радостно, что в школьную программу собираются включить какие-то рассказы нижегородского писателя Захара Прилепина. Это мой любимый современный писатель.

- Он как-то влияет на твои политические взгляды?

- Во взглядах на то, куда России двигаться дальше, я с ним согласен процентов на 70. Я понимаю, о чём он говорит.

«Когда будет меняться качество населения, тогда будет меняться и качество жизни»

- Но ты при этом поддерживаешь людей, которые выходят на протесты.

- Я и сам когда-то выходил. Я просто знаю, чем это заканчивается. Можно сесть, а КПД будет нулевой. Помнишь, был фильм, кажется, «Ширли-мырли»? И жидов перевешали, и Россию не спасли.

-  Протесты ведь не с пустого места начинаются. Как обществу по-другому влиять на государство, если оно не реагирует на его запросы?

- Конечно, не с пустого. Нужно заявлять о себе. Но митинги, мне кажется, исчерпали себя как форма гражданской активности. Мне кажется, нужно, во-первых, всем занять свои места. Каждый должен хорошо делать свою работу. У нас этого нет, и от этого идёт дикий разлад. Те же менты, которые дубинками бьют, понимают, что на Курбан-байраме они свои дубинки не достанут, им там их куда надо засунут. А на наших митингах простых, беззащитных ребят бить проще. Но когда я начал в своих грехах копаться, некогда стало на чужие смотреть. Я не считаю, что это какая-то аполитичная позиция. Просто путь эволюции гораздо сложнее. Когда будет меняться качество населения, тогда будет меняться и качество жизни. Люди сами себя по отдельности не уважают. Президент – это среднеарифметическое того, что мы заслужили. Какие мы, такие и правители.  Многие Путина не хотят выбирать. Но вот Васе сказали на работе: иди, голосуй, если хочешь получать зарплату. И он боится потерять рабочее место. Хотя он сам этого Путина или кого-то иного может ругать на кухне под пьяную лавку. Те, кто выходят – выходят с благими намерениями. Они за себя отвечают. А что делать с остальными? Уровень населения недостаточно сознательный. Не каждый хочет работать над собой.