«От нас зависит жизнь человека». Белгородцы из «Лизы Alert» рассказывают о своей работе

Чуть ли не каждый день мы видим в интернете ориентировки на пропавших людей, обведённые характерным оранжевым цветом. Журналисты по ним работают, люди их читают, но не так много народу знает о том, кто стоит за этими постами, какая там проводится работа и что конкретно делают ребята из «Лизы Алерт». А ведь есть и те, кто вообще не знает о существовании организации. Мы решили это исправить, и журналист Go31 встретился с тремя участниками этого волонтёрского отряда, чтобы узнать о них всё самое интересное.

Краткая предыстория для тех, кто вообще не знает, о чём речь. «Лиза Алерт» – это волонтёрская организация, созданная в 2010 году после резонансного поиска 4-летней Лизы Фомкиной в Орехово-Зуево. Девочку искали десять дней и, к сожалению, опоздали на сутки. Она умерла от переохлаждения на девятый день. Чтобы эта история не повторилась – люди начали объединяться в поисково-спасательный отряд, который сейчас работает по всей России. Белгородское отделение начало своё существование с Елизаветы Кравцовой, которая сейчас является директором Центра поиска пропавших людей. Первый белгородский поиск состоялся 27 декабря 2015 года.

Как уже было сказано – героев у нас сразу трое. И пусть наше общение строилось в формате интервью – частично ответы и рассказы волонтёров придётся сливать в один ради сокращения текста. Итак, знакомьтесь:

● Белгородский представитель поисково-спасательного отряда (ПСО) «Лиза Алерт» Дмитрий Борисов, 33 года. По личным причинам не называет основное место работы, но раньше был профессиональным спасателем. В ПСО состоит уже семь лет, с 2014 года, и уже в 2016-м стал координатором отряда. Сейчас региональный представитель – это лицо отряда в нашей области, номинальный руководитель. Дмитрий однажды ознакомился со статистикой МЧС по пропавшим людям и был неприятно удивлён. По его мнению, у спецслужб нет актуальных методик и ресурсов для поиска, поэтому он решил присоединиться к «Лизе Алерт». Как заявляет сам Борисов – «людей на поисках всегда будет меньше, чем их необходимо для эффективного закрытия истории». Чем меньше людей ищет – тем больше шансов на то, что пропавший останется в лесу, поэтому полиция и спецслужбы должны работать вместе с волонтёрами. «От нашей эффективности зависит жизнь человека. На кону многое».

● Руководитель пресс-службы отряда Станислав Горбунов, 28 лет. Фрилансер. В отряде два года. Пришёл к волонтёрам, увидев их пост во ВКонтакте, стало любопытно. По мнению Станислава, у каждого в ПСО есть свои мотивы для участия. Кто-то действует по понятному принципу «спасение человеческой жизни». Горбунова же интересует сам процесс. «Лиза Алерт» – огромное общество, его участники есть в каждом регионе России, а порой и за её пределами. И весь путь, от организации до завершения поисков, очень сложен и необычен. «Как происходят поиски – это лотерея своего рода. И информация помогает нам убирать из лотереи лишние номера, чтобы мы нашли выигрышный».

● Информационный организатор волонтёров Наталья Мельникова, 19 лет. В ПСО состоит также два года, и её история вступления уже совершенно иная – юное вдохновение. Наталья узнала о «Лизе Алерт» в 16 лет, увидев посты в соцсетях. Ей стало интересно, но вступить и участвовать в поисках могут только совершеннолетние. Поэтому девушка наблюдала за отрядом, помогала информацией, и когда ей стукнуло восемнадцать, прямо в этот же день, она позвонила и сказала, что очень хочет участвовать. «Ты волнуешься за своих близких, в такой ситуации может оказаться любой человек. Здесь я узнаю, как не допустить пропажу, как помочь окружающим. В жизни не найти другую ситуацию, чтобы получить такой бешеный прилив энергии. Когда волнуешься, ищешь, разрывается телефон, и тут узнаёшь, что человек найден и жив – куча эмоций, и ты думаешь: «Не зря»».

На какие средства существует, и как работает «Лиза Алерт»

Дмитрий Борисов: Поиск – это прежде всего люди. Они тратят своё личное время и деньги на то, чтобы помогать, спасать, искать, заниматься благородным делом. Поиски бывают активными и информационными. Информационные – это прозвон и соцсети, этим занимаются инфорги. Аналитика, размещение ориентировок, обзвон больниц, свидетелей, родственников пропавшего, работа с правоохранительными органами. Такой поиск редко выходит за пределы соцсетей, но иногда нужно проверить какую-то информацию, и мы отправляем туда двух человек – меньше двойки работать небезопасно. Активный поиск – это выезд.

Станислав Горбунов: Важно понимать, что все мы – обычные люди. Картографы, связисты и так далее. Просто каждый понял, что этим ему заниматься интереснее, чем всем остальным.

Наталья Мельникова: Чтобы стать оперативным картографом или прийти в любое другое направление – мы можем обучить. Хочешь – ради бога, мы тебя научим, только приди в отряд. Часто люди говорят: вы знаете всё, вы картографы, понимаете. Никто ничего не понимает, мы все учимся здесь.

Дмитрий Борисов: У нас есть методики, которым зачастую нет аналогов в мире. В тестовом режиме у нас работает нейросеть, находящая на снимках с квадрокоптера пропавших. У нас много соглашений с интернет-порталами, Gismeteo, Яндекс.Такси, «Пятёрочкой». Проводим лекции и занятия для детей в школах, потому что любую беду лучше предотвратить, чем бороться с последствиями. Но без техники вести современный поиск бесполезно. Наше вооружение начинается с фонарей и компасов, а заканчивается беспилотниками, средствами анализа данных, нейросетями. В Белгородской области пока нет отрядного транспорта, но в Москве есть внедорожная техника, вездеход «Шерп», они сотрудничают с ВПСО «Ангел» (вертолётный отряд), есть члены «Лизы Алерт» с личными вертолётами. У нас пока такого нет. Отряд не имеет расчётных счетов, кошельков. У нас нет зарплаты, денег нам не платят. Мы принимаем всё это оборудование в дар, как от физических лиц, так и от юридических. Передают радиостанции, навигаторы, компасы. Внедорожники, несмотря на потребность, нам пока не дают – надеемся и верим. Квадрокоптер недавно подарили – очень ценное подспорье. Мы существуем на личные средства добровольцев и вложения дарителей. Простые люди дарят литры топлива, батарейки, бумагу.

Наталья Мельникова: Ещё нам помогают администрации. Если у нас поиск не в Белгороде, а в тех же Ровеньках – администрация предоставляет своё здание для штаба, помогает распечатать ориентировки, размещает людей в холодный период, бесплатно чай-кофе, перекусить – этим помогают местные жители.

Однако, ребята отметили, что порой им и отказывают в поддержке. Иногда приходится обращаться в вышестоящие, федеральные инстанции, чтобы администрация района выделила хоть какое-то помещение для штаба ПСО в зоне поисков. Как заявили волонтёры – все реагируют на их деятельность по-разному, включая руководителей поселений и городов.

Как проходят резонансные поиски?

Дмитрий Борисов: Практически на всех крупных поисках приходится размещать табор, палаточный лагерь. Натягивали навес, укрывали землю мешками, ветками, чтобы поисковики могли 2-3 часа подремать рядом с костром.

Станислав Горбунов: Что вообще такое «резонансный поиск»? Это в основном поиск маленьких детей, о котором знает вся Россия. И там машины не заканчиваются, в Курске у нас было больше 200 забитых битком машин, из разных регионов. Людей просто тьма, и нам там дом предоставили, и ближайшую постройку к нему, и еды дали. Люди спали в помещениях, в палатках, в машинах. Координатор должен контролировать минимум человек 600-700, знать, что каждый делает.

Наталья Мельникова: А инфорг должен знать, где каждый из этих людей. Потому что мы отвечаем за всех поисковиков, фиксируем всех людей. Когда человек уезжает из поиска – мы ждём его возвращения. Если не знаем где человек – начинаем его искать.

Дмитрий Борисов: Самое главное на таком поиске – не допустить хаос. Могу привести аксиому – спасатель не должен увеличивать количество пострадавших. Этим объясняется запрет на работу в одно лицо, необходимость регистрации, отписок, обучение, распределение труда и отдыха, правильная одежда и обувь. Ещё мы все должны быть абсолютно трезвыми. Как только начинается беспорядочная суета – резко падает наша эффективность. Мы должны правильно организовать, выдавать задачи. Это колоссальное напряжение. Если у нас не дай бог произойдёт что-то подобное – мы по текущему оснащению можем и не вытянуть. Требуется раза в три больше, чем у нас есть. В таких случаях подтягиваются соседние области – Курск, там очень сильный отряд, Воронеж, Орёл, Тула, Москва. Все поедут. Но мы стараемся профилактикой не допустить резонансных поисков, потому что это всё равно всегда горе, всегда большая беда. По своему опыту знаю, что если ребёнка не находят в первые несколько часов – это тревожный сигнал.

Какие особенности своей работы «Лиза Алерт» выделяет в Белгородской области?

Дмитрий Борисов: Самое главное – наш ландшафт. У нас сильный перепад высот, меловые горы. Мало лесов, но те, что есть – балочные, сложные и заросшие. Много полей, и надо учитывать менталитет. Белгородцы люди незлобливые, готовые помочь, но нужно найти подход. Когда отряд только появился, нам не особо доверяли. Сейчас уже к нам обращаются, доверяют жизни своих близких, доверяют работе отряда. Нас уже узнали. Я уже сказал про белгородские поля – коптер появился, это замечательно, но их нужно несколько, а то и более серьёзная авиация. Протаптывать поля ногами очень тяжело. Если смотреть на статистику – люди часто находятся на грунтовых дорогах, в полях, особенно в пшеничных и кукурузных. Мы бы могли такого пропавшего обнаружить вовремя с воздуха, а с земли его никак не увидишь. В России сейчас развивается ещё конное направление, но у нас коней тоже нет, тем более доставить коня в зону поисков тот ещё квест. Но с лошади поле видно очень хорошо, конь – это очень проходимое транспортное средство, а всадник сидит высоко.

Наталья Мельникова: Часто к нам обращаются с заявкой правоохранительные органы. Если не получается наладить контакт с родственниками пропавшего – полиция помогает это сделать. Допустим, если нам родственники не разрешают распространять информацию о поиске – полицейские с ними беседуют и переубеждают.

Статистика белгородского «Лиза Алерт» за 2020-2021 годы

Мы попросили волонтёров показать нам статистику отряда. Поисковый сезон у них начинается с июня, в такие периоды бывает по 5-8 заявок ежедневно. Приведём отчёт за период от начала 2020 до 18 апреля 2021-го.

Всего волонтёры получили за это время 368 заявок на поиск. Из них 255 увенчались успехом – человека нашли живым. 41 пропавшего, к сожалению, нашли уже мёртвым. 21 заявка осталась без результата. К слову, большая часть пропаж происходит именно в городах, и погибших тут тоже находят чаще – 29 из 41 умершего нашли именно в городах, и только шестерых на природе.

Успешных поисков несовершеннолетних за тот же период было 83. Мёртвым нашли только одного ребёнка, он утонул в Белгороде 13 июня, мы тогда рассказывали об этой трагедии.

А ещё у ребят есть интересное дополнение – сколько людей найдены мёртвыми по причине утопления, и с телефоном в руках. Как оказалось, за указанный период было 10 умерших в воде, и 15 из 41 погибшего в целом держали телефоны.

Дмитрий Борисов: Причины неуспешных поисков какие – прежде всего это позднее сообщение о пропаже. Самая главная мысль такая – чем раньше будет подано сообщение о пропаже человека, тем больше вероятность успешного исхода. В первые часы вероятность найти близка к 100 %, по горячим следам. Вторые сутки – не больше 50 %. Третьи – 20 %.

Какие проблемы у «Лизы Алерт» с государственными учреждениями?

Дмитрий Борисов: Зачастую бывает, сотрудники полиция обращаются к нам на четвёртые-пятые сутки после пропажи, просят нас помочь в поисках трупа. Но у нас поисково-спасательный отряд. Нам человек интересен, пока он жив. Самая главная задача – сохранить жизнь. У меня возникает резонный вопрос: господа оперативники, где вы раньше-то были? «Ну, мы искали своими силами». Не надо искать своими силами, есть отряд. Особенно по профильным категориям, дети до 12 лет, старики 65+ в деменции. Такие заявки должны приходить в безусловном режиме. Лучше мы проведём лишнюю работу, чем упустим время. У нас заключены соглашения со службами, но не всегда. Город, Белгородский район, Валуйки, Шебекинский городской округ – там более-менее всё нормально. По другим районам – караул полный.

Наталья Мельникова: Даже бывает такое, что мы узнаём о поиске, о том, что человек пропал, из интернета. К нам никто не обращался. Мы звоним в полицию, а они мало того что не знают об этом, так ещё и говорят: «А вы чего нам звоните, вы кто такие?» Начальство не доводит до своих сотрудников, что мы существуем, что с нами нужно взаимодействовать. Нас пинают по факту, хотя мы предлагаем помощь. И тогда приходится идти по головам, чтобы сказать: «Ребята, мы хотим вам помочь!»

Дмитрий Борисов: Но в основном проблем с полицией никаких. Мы не конкурирующие фирмы, мы работаем в одной связке, над одними целями. Проводим совместные мероприятия, более того, мы не можем начать поиск, пока не будет подано заявление в полицию. В целом взаимодействие хорошее, бывают шероховатости, но они устраняются звонком руководству. Самая серьёзная проблема – это замалчивание.

Станислав Горбунов: С полицией проблем правда нет, но бывает такое, что они мешают опосредованно, сами того не подозревая. Мы взаимодействуем с полицией на поисках тоже, и все вместе ходим, ищем людей. Как это мешает? Мы идём в лес в берцах, в москитных сетках, а полицейские приезжают в брюках, в туфлях. Не все конечно, но часто они одеты по уставу и это не всегда бывает хорошо.

Дмитрий Борисов: Приезжает участковый, сотрудник ДПС, но у последнего хотя бы жилет есть, он хотя бы блестит. А как искать сотрудника, который приехал в рубашке и офисных лёгких туфлях, и постараться ещё, чтобы он травму не получил – это вопрос. Они, конечно, застрахованы и понимают, куда идут, но подумать можно было. Тем более что координатор от ПСО несёт ответственность за происходящее. Но исполнительные органы решают свои задачи, а мы – свои. Эти задачи часто пересекаются, но если полиция руководствуется федеральными законами и нормативными актами, то мы руководствуемся алгоритмами и стремлением оказать помощь. Мы лишены бюрократических проволочек,  поэтому можем задействоваться быстро и эффективно, чего не хватает различным структурам из-за неповоротливых официально-правовых механизмов.

Наталья Мельникова: Если проще – полиция может просмотреть камеры, увидеть, покупал ли человек билет на автобус. Мы этого сделать не можем. Но когда нам передаёт эти данные полиция – мы быстрее отработаем участок. У нас больше ресурсов, больше людей. Но мы пресекаем людей, которые говорят, что полиция не работает, а мы работаем. Всё не так, просто их работу зачастую не видно.

Дмитрий Борисов: Да нет, у них тоже ресурсов хватает, вопрос только в скорости и мотивации. Доброволец априори замотивирован, а вот сотрудник, поднятый ночью с кровати, уже не факт. Поэтому со стороны может казаться, что мы более эффективны. Полицейские тоже профессионалы, они тоже большие молодцы. Львиную долю потеряшек находят именно они. У них есть возможности, у нас есть энтузиазм и скорость. Мы прекрасно друг друга дополняем, делаем одно дело и должны плотно взаимодействовать.

Наталья Мельникова: Мы сталкиваемся с проблемами не от полиции, а от больниц. С нами очень плохо взаимодействуют больницы. Когда мы начинаем прозванивать, чтобы оповестить медицинские учреждения о том, что у нас пропавший – просим посмотреть по базе, вдруг человек находится у них. Но нам отказывают часто, либо с ходу говорят что такого нет. Оставляем свои контакты – не перезванивают. Бывало такое, что мы ищем человека несколько суток, а оказывается, что он лежал в медицинском учреждении. А ещё у нас часто заявки падают ближе к ночи, когда ребёнок не вернулся из школы, или близкие с работы не пришли. Ищут своими силами, понимают, что надо привлекать постороннюю помощь, мы звоним в больницы и не можем никак дозвониться.

Дмитрий Борисов: Да, с больницами проблемы. Они пытаются спрятаться за закон о медицинской тайне. Но какая может быть тайна в факте нахождения пропавшего, на которого лежит заявление в полиции? Мы тратим колоссальнейшие ресурсы на его поиск, а медицинское учреждение отказывается сообщить просто факт нахождения. Да или нет, нам больше ничего не надо. Паноптикум абсолютный. Куда смотрит руководство департамента здравоохранения – мы к ним обращались, это бесполезно. Действующих соглашений нет, пытаются нам сказать, что мы должны взаимодействовать через полицию. Но полиции они отвечают в установленный законом срок – дней десять. Через десять дней нам этот факт уже не нужен. Если проблема не решается на верхах – низы исполнять ничего не будут. Инициатива снизу в таких учреждениях, как правило, задавливается. А сверху её ни разу не было. Проще укрыться за закон о защите персональных данных, чем попытаться хоть раз наладить взаимодействие.

Наталья Мельникова: Самое ужасное – когда в больницу попадает пациент неизвестный. У них нет его данных, мы его ищем, полиция его ищет, они тоже прозванивают больницы. Им говорят, что «кто-то там есть», но неизвестно, кто. И потом оказывается, что полиция получает данные даже о неизвестных людях только через три дня. А ещё возьмём сезон – если у нас несколько заявок, и мы начинаем выезжать в те же Валуйки в шесть машин, а надо ехать в Шебекино. Все основные силы брошены на поиск человека, лежащего в больнице.

Дмитрий Борисов: Люди – не роботы. Человек может активно искать сутки. На вторые стуки это уже человек только внешне, он уже крайне неэффективен, и более того, представляет опасность для себя и окружающих. Особенно за рулём. Поэтому время, которое бы сэкономилось за счёт своевременного поступления информации, можно было потратить на помощь другому человеку. А так выходит, что кому-то помощи может и не хватить. Ресурсы просто кончатся, и мы ничего не сможем сделать.

Наталья Мельникова: Но бывают и замечательные случаи, когда звонит работник скорой помощи и сообщает, что они доставляли нашего потеряшку буквально четыре часа назад. Сообщает и куда, и в какое отделение, и номер бригады. И это просто шикарно.

Дмитрий Борисов: Да, сотрудникам скорой моя персональная благодарность, благодарность всего отряда и всех спасённых. Из медработников у них наиболее правильное отношение и к информации, и к пониманию ситуации, потому что они сами с этим сталкиваются. Мы, кстати, планируем встречаться дальше с чиновниками, записаться на приём надо лично к Гладкову, озвучить проблемы. Я думаю, разрешить их вполне в его компетенции.

Какую профилактику ведёт «Лиза Алерт» с детьми?

Наталья Мельникова: У нас есть алгоритмы в сообществе, игры, книжки, в которых формируются ситуации, чтобы дети понимали, как себя вести. Они публикуются в официальных сообществах, их можно запросить по горячей линии. Можно заказать лекцию в школу, бесплатно. Звонят, наши ребята выезжают, рассказывают, работают с детками, возможно выдают какой-то печатный материал, памятки для детей и родителей.

Дмитрий Борисов: Важный дисклеймер – «Лиза Алерт» все мероприятия, и поисковые, и профилактические проводит безвозмездно. То есть даром. Если кто-то пытается за какие-то мероприятия требовать деньги – это аферисты. Ничто так не порочит наше имя, как подобные деятели, желающие на этом навариться.

Наталья Мельникова: И желательно сообщать об этих случаях нам, мы постараемся их заблокировать.

Работает ли детская профилактика?

Дмитрий Борисов: У нас идут ложные заявки от детей, что они потерялись. Было такое: мальчик якобы потерялся в Парке дуба, а на самом деле был дома на проспекте Богдана Хмельницкого. Потом разъяснительную работу с родителями провели сотрудники по делам несовершеннолетних (ПДН).

Наталья Мельникова: Очень часто бывает такое, дети разыгрывают, начинают фантазировать. Причём ты по телефону когда работаешь – объясняешь, что если это шутка, начинаешь частично пугать полицией. А потом, когда уже нервы на пределе, без ПДН не обойтись.

Станислав Горбунов: Но учитывая то, что это даже и шутка, ребёнок запомнил, что ему говорили. И в критической ситуации вспомнит.

Дмитрий Борисов: Это как сообщения об акте терроризма. Проверяем всё. Если ложное – потом что ребёнку, что родителям придётся готовиться к беседе с инспектором ПДН. Потому что ни разу ещё в регионе не было такого, что нам звонил ребёнок, который действительно потерялся. По России такие случаи были.

Наталья Мельникова: Ещё тяжело то, что ты, будучи человеком, который разговаривает с пропавшим, должен понимать, что возможно ты последний, кто с ним разговаривает. Без права на ошибку.

Несколько интересных историй из жизни отряда «Лиза Алерт»

Станислав Горбунов: Был у нас поиск в Волоконовском районе, потерявшегося звали Андрей. По каким-то причинам он убежал в лес и там потерялся. Ему было около сорока лет. Этот поиск мне запомнился тем, что проходил как по учебнику. Было абсолютно всё. Мы и нашли его вещи, и нашли его обувь, потому что он разулся. Нашли босые следы – у него была очень крупная нога, и обнаружить её след в лесу… либо это снежный человек, либо наш. А ещё, учитывая то, что на дворе был май – мы приехали вечером, погода нормальная, а ночью на машине, на траве уже лежал иней. И мы с 11 до начала шестого утра его искали. Обнаружили по следам, в километре от вещей. Пришлось эвакуировать, потому что он замёрз, машина тогда на опушку ещё прилетела, гремя подвеской. А он сам по себе здоровый, его ещё поднять надо было. Вынесли кое-как. После поиска передали его скорой помощи, всё хорошо, возвращаемся – колесо на машине пробило. Там происходило всё, что только могло. Абсолютно энциклопедический был поиск.

Наталья Мельникова: Я хотела бы рассказать для меня плохую историю. Станислав рассказал об историях в природной среде, а я хочу про город. В Белгороде у нас упала заявка на мужчину, ближе к преклонному возрасту, с определёнными медицинскими отклонениями. Городская среда, фактически центр города, и человек пропадает. Мы начинаем все мероприятия, распространяем информацию, но его никто не видел. Куда он делся, что произошло? Осматриваем все районы, и тут нам сообщают, что нашли мужчину на техническом этаже в подъезде, в крайне тяжёлом состоянии. Человек туда пришёл, и из-за проблем с памятью ему казалось, что он должен здесь жить. И он там разместился. У него нет еды, воды, никаких условий, он тратит силы. Так как он не принимает лекарства – ему становится хуже. Его находят в плохом состоянии. Проводятся все необходимые процедуры, его приводят в чувство, но почему ситуация плохая? Потому что у нас город, и никто не мог найти человека. Он там жил минимум три дня! И его нашли случайно, услышали хрипы с лестницы, пока курили там стояли. 

Станислав Горбунов: Ещё одна история – плохая, но с хорошим концом. Искали мы дедушку на хуторе Красный Восток. Как обычно, там без связи, телефон с интернетом ловят кое-как. Опять же – приехали мы под вечер, людей не хватало, и нам пришлось уехать, отоспаться. Потом вернулись отрабатывать те места, на которые не хватило сил. И мы нашли этого дедушку, эвакуировали, около двухсот метров пришлось его нести по лесу, через железнодорожные пути. Но почему история плохая – потому что нам не хватило ресурсов, чтобы найти его в первый день поисков. Хоть мы его и нашли – человек как минимум ночь пролежал в холодной посадке. С ним всё хорошо, он подмёрз, конечно, но руками-ногами шевелил, в адекватном состоянии был. Нам повезло, но порой в лесу самому страшно, даже когда с тобой несколько человек и оборудование. А что говорить о том, кто там один без связи, еды, света и порой в плачевном положении.

Наталья Мельникова: Из хороших мне запомнилась девушка в Валуйках, тоже с определёнными отклонениями, которая мечтала учиться в академии в Москве. Однажды она пропала, мы начинаем её искать, и потом оказывается, что наша девушка села на автобус и уехала в Москву! Я уже легла ночью отдохнуть – звонит свидетель: я увидел вашу ориентировку, я работаю кассиром в Валуйках, эта девушка покупала у меня билет на Москву. Через полчаса она должна приехать в Москву – я подрываюсь, звоню в полицию чтобы они помогли, встретили её, звоню нашим московским поисковикам, чтобы они приехали её перехватить. Потому что на выходе успеем поймать, а если она уже уедет – где её ловить? По всей Москве? В итоге, пока мы всё это делаем, проходит минут 15. И мне звонят и говорят, что автобус прибыл полчаса назад. Подняли всех на уши, начали оповещать всех, одна из наших решила пойти в церковь, Отнести туда ориентировку, хотя по вводным никак эта девушка не должна была оказаться в церкви. Она должна была поехать на другой конец города, в эту академию. И спустя несколько часов нам звонят свидетели, говорят, что пропавшая рядом, на территории церкви! Я их попросила присмотреть за ней, полиция была прямо счастлива, приехали, наши тоже были рядом. Её забрали временно в отдел, и всё закончилось тем, что её родители сами поехали в Москву забирать. Шикарное было взаимодействие.

Дмитрий Борисов: Да, это огромный плюс. Мы присутствуем в большинстве регионов России, и мы всегда можем связаться с местным отделением, и нам помогут. Наша сила в том, что мы едины.

Какое будущее у «Лизы Алерт» в Белгородской области?

Дмитрий Борисов: Мы продолжаем искать. Я надеюсь, хоть когда-нибудь будут послабления ковидных ограничений, и мы сможем возобновить школу отряда «Лиза Алерт». Сможем проводить тренировочные сборы, учебные мероприятия. Профилактики уже больше года заморожены в школах, это больно по нам ударило. Но будем надеяться, что это пройдёт.

Станислав Горбунов: Я ещё скажу, что перспективы хорошие. В последнее время чаще стали обращаться журналисты, вы тому пример, хотят о нас написать, узнать про нас. Обращаются желающие помочь, записаться в отряд, и тенденция восходящая хорошо видна.

Дмитрий Борисов: Чем больше людей смогут участвовать в поисках или помогать нам, тем большую эффективность мы сможем показать. Больше будет найденных живыми людей, мы сможем лучше реагировать в сезон или на резонансные поиски. Мы будем сильнее.

Станислав Горбунов:  Короче говоря, люди хотят помогать. И как ни странно, люди всё больше хотят помогать безвозмездно. Удивительно.

Дмитрий Борисов: В наше время это дорогого стоит, поверьте. Мы русские, когда тяжело – принято было объединяться. Я считаю, что добровольчество живёт и жить будет.

Беседовал Сергей Кудрин