Фотограф Павел Титович: На плёнке и амбротипе человек остаётся самим собой

Белгородский фотограф Павел Титович предпочитает цифровой аналоговую технику – амбротип и плёнку. Возится с реактивами, проявляет, печатает. По нынешним временам это, пожалуй, нетипично. С помощью цифры можно добиться каких угодно эффектов на изображении. Для многих авторов вопрос выбора между классикой и навороченными современными технологиями отсутствует. Но для Титовича эта проблематика имеет не сугубо технический характер – он охотно признаёт очевидные достоинства цифры. Тут что-то более отвлечённое, личное. Об этом и многом другом – в интервью Go31.

О фиксации

– Павел, давай начнём разговор со сравнения живописи и фотографии. Художники изначально ставили себе задачу точно копировать реальность. Потом они ушли от этого, занялись другими, более интересными вещами. А что в фотографии? Она тоже меняется или остаётся, как и раньше, способом отображения объектов?

– В фотографии всё проще. Она фиксирует действительность. Да, через какие-то химические, оптические искажения, но сама достоверность этого факта присутствует. Мы не можем сказать, что выдумали это, как художник, который выдумывает натюрморт: здесь что-то дорисовать, здесь убрать. На фотографии именно тот факт, который был на самом деле. Например, портрет – это изображение человека, который на самом деле был. Если не считать цифровую фотографию. Тут есть некоторые нюансы.

– А он точно есть, этот нюанс?

– Для меня сейчас да, есть. Многие с этим могут не согласиться. Обсуждение этого выходит больше не на технический, а на философский план. Вот цифра, вот плёнка, и то и другое спорно. Но то, что аналоговый процесс отображает действительность, для меня стопроцентно.

– Разграничение между аналогом и цифрой для тебя именно принципиальное, или речь идёт о степени чего-то: где-то больше, где-то меньше?

– Мне кажется, тут просто субъективное мнение каждого фотографа. Для меня да, это принципиальный вопрос. Интересно проанализировать: есть цифровой снимок, есть плёночный, и где разница.

Фото: Павел Титович

О свободе и скованности

– А не сковывает тебя то, что аналог больше соотносится с действительностью? Кажется, что по сравнению с цифрой пространство для эксперимента, самовыражения сильно сужается.

– Здесь вопрос вот в чём: насколько ты вообще веришь в то, что ты делаешь? Да, с цифрой я могу поменять, например, цвет на снимке. Или композицию кадра. Добавить объекты. Но ведь их же не было изначально. Для меня это важно. Я смотрю на этого человека и знаю, что он был у меня вот таким. Со всеми дефектами, родинками, морщинами. Мой аналог просто исключает само желание вмешиваться.

– Человек приходит в студию, это специальное место. Там установлен специальный свет. То есть в самом изначальном смысле такая фотография – искусственна. Это не смущает?

– Всё так, но при этом человек остаётся самим собой. Он не искажён дальнейшими манипуляциями, просьбами вроде «сделайте мне скулы побольше» и так далее. Вот в этом разница. Пока что мы доверяем увиденному на фотографии. Скорее всего, со временем это доверие будет пропадать. Зачастую, глядя на какое-то изображение, мы можем не определить, фотография это или 3D-модель. Я не говорю: давайте сейчас все будем снимать на плёнку и делать настоящую фотографию. Это просто субъективные размышления. Раньше ещё могли быть споры о том, что качественнее, плёнка или цифра, когда она набирала обороты. Сейчас эти споры подутихли. Цифра шагнула очень далеко, её возможности просто запредельны. Но всё-таки это уже немного в другую сторону.

– А ты продолжаешь снимать на цифру?

– Это не основной инструмент в том, что я делаю. Да, она присутствует, и никуда не денется. Я не говорю, что я такой древний малый и снимаю только на дырку в коробке. Так тоже нельзя, конечно. Мы же находимся в современной среде, и цифра – её органичная часть.

Фото: Павел Титович

О процессе

– Если ты предпочитаешь плёнку и амбротип, наверное, для тебя очень значим и сам процесс производства отпечатков?

– Технические вещи – проявка, полив и так далее – должны быть доведены до такого состояния, чтобы не отвлекали от самого сюжета. Например, важно, как ты будешь применять реактивы при проявке. Насколько аккуратно вставишь кассету. Физика. Вот это не должно отвлекать. Должно происходить на автомате, чтобы не нарушать цепочку, выстроенную между человеком, которого фотографируешь, и конечным результатом в виде фотографии. Цифра, кстати, это сразу отсекает. Цифровой фотоаппарат умнее фотографа зачастую. Можно даже не думать, как ты будешь снимать.

– Может, это и хорошо?

– Спорный вопрос. Для кого-то – да, хорошо. Он не думает, что делать, посмотрел на экранчик, и всё. У меня процесс идёт постепенно. Надо предполагать, что будет в конце. Мысль работает по-другому. И опять же: я не настаиваю на своей правоте. Но для меня это актуально.

Фото: Павел Титович

О точности

– Тебе удаётся достигать на фотографии в точности того, что ты хочешь изначально?

– Вообще никогда не получалось достигать! Задумываешь одно, делаешь эскизы, представляешь себе всё, начинаешь работать с моделью, возникают какие-то дополнительные факторы – даже настроение, эмоции. У меня в основном постановочная фотография. Но в ней есть и значительная часть экспромта. Я себе могу нафантазировать, что человек будет сидеть в таком состоянии, а он приходит в другом состоянии, и всё это настолько быстро меняется.

– У меня твои работы вызывают впечатление, что в процессе подготовки всё очень жёстко, точно, выстраивается буквально до сантиметра. Странно даже, что на самом деле есть импровизация.

– Я представляю изначально общее впечатление. Вот здесь будет находиться этот человек с таким предметом. Но всё может измениться. Я не прошу его встать и замереть. Происходит попытка сжиться с сюжетом, найти интересный ракурс. Когда картинка выстраивается, это происходит по состоянию человека. Есть ли в нём внутреннее напряжение, или он наоборот выглядит расслабленным. Появляется какое-то движение энергии.

Фото: Павел Титович

О кодах и считывании

– Насколько я могу судить, в твоих фотографиях присутствует какой-то личностный подтекст. Которого нет, например, у пейзажистов.

 – В каждой работе есть свой код, который понятен в первую очередь мне. Если его считывает кто-то другой, это очень клёво. Но понимание другого человека, даже если оно будет очень близко к моему, всё равно будет отличаться. Я при всём желании не смогу ему эту информацию передать. Это же не передаётся вербально, тут скорее ощущения, эмоции.

– А насколько вообще для тебя как для автора важно, чтобы считанный код был приближен к аутентичному, к твоему восприятию?

– Раньше было важно. А сейчас я рассуждаю так: я не могу думать о том, как это будет считано. Это было бы просто странно по отношению к другим людям. Каждый из нас очень индивидуален. Более того, мы постоянно меняемся. Так что и код считывания у всех разный.

– Но был период, когда ты пытался объяснять идею?

– Был. Я думал: ну как же это будет восприниматься, здесь же сюжет, надо его пояснить.

– Что произошло такого, что поменяло твою точку зрения на проблему?

– Да время просто повлияло. Понял, что слишком много объяснять надо. Вот про пейзаж не надо объяснять. А я много раз сталкивался с вопросами: «А что ты хотел этим сказать? А почему вот тут этот предмет?» И так далее.

– А ты можешь ответить на такие вопросы?

– Для себя ответы у меня, конечно, есть. Хотя часто они не артикулируются с чёткостью, не рассказать так просто. Это то же самое, что сны пересказывать и объяснять, почему так происходило, а не иначе. Плюс в этом есть доля фантазии. Мне интересно состояние человека, модели в таком образе. Я даю толчок на реализацию. Держи, например, вот эту штуку, и что ты с ней будешь делать. Иногда сначала у человека происходит замешательство. Потому что объекты эти, и вообще фотография, которую я делаю, они непривычны для нашей реальности. В реальной жизни этого никто не увидит. В эти состояния я человека помещаю искусственно. И нужно учитывать, что часто человек обнажённый. Без каких-то зацепочек современных.

Фото: Певел Титович

О контексте

– То есть ты стираешь контекст. Избавляешься от всего, что могло бы вызвать любые посторонние ассоциации.

– Да. Это всегда взаимодействие человека с объектом и пространством. У меня ведь одно и то же пространство. Все воспринимают это просто как студию. С тряпочкой на стене или ещё с чем-то. Но вместе с тем оно всегда разное. Когда я смотрю на фотографии, которые получаются, понимаю: у меня практически никогда не было одной и той же стены. Каждый человек меняет собой окружающее. На физическом уровне. Взять даже свет, который отражается от нас. Я как-то напечатал фотографию и потом залип на ней – разглядывал через увеличительное стекло. Столько там рефлексов находил. Как свет взаимодействует с человеком. А я ведь использую самый простой свет при съёмке. Когда начинал, применял кучу источников. Например, где-то подсветить, чтобы, скажем, в глазах отражалось что-то.

– Что ж плохого, это же красиво.

– Да, я тоже когда-то так думал. Но потом постепенно начал свет убирать. И сейчас для плёночной фотографии у меня остался один источник. Это большой софбокс – имитация окна, верхний направленный свет. В амбротипе, конечно, иначе, потому что сама физика света другая.

Фото: Павел Титович

О современной фотографии

– Что можешь сказать о современной фотографии?

– Очень странное понятие. Это уже как вид искусства, пласт вроде модернизма или постмодернизма. В нём всё выстроено совсем по-другому.

– А твои плёночные фотографии, амбротипы – современная фотография?

– Нет, скорее древняя. (Смеётся.) Я даже не могу точно определить направление искусства, в котором это делаю. Но современным фотографом я себя точно не могу назвать. Собственно, сама техника, которой я пользуюсь при съёмке, уже говорит сама за себя. А современное искусство, как мне кажется, подразумевает и современные материалы. При этом нужно понимать: если ты снял сейчас и считаешь, что сделал современную фотографию, это не так. Я бы сказал, что она в первую очередь должна быть концептуальной.

– Разве нельзя развернуть так: ты реанимируешь старый метод и потому ты в авангарде? И заявить, что это, например, такая форма постмодерна?

– Нет, это не постмодерн, конечно. Возможно, ближе к модерну.

Фото: Павел Титович

О становлении

– Ты говоришь, что современная фотография – как вид искусства. Разве так не всегда было?

– Многие и сейчас не считают фотографию видом искусства. Просто как приложение к чему-то. Мне кажется, что если взять всё, что происходит в мире с фотографией, то она именно как вид искусства займёт от этого процентов двадцать, не больше. Можно в качестве примера взять выставки современного искусства на тех же венецианских биеннале. На них фотография в чистом виде практически не присутствует. Либо идёт в совокупности с какими-то объектами, инсталляциями, либо в качестве коллажей. Она участвует в процессе поиска новых направлений, да, но сама при этом меняется мало. Вот живопись развивалась очень заметно. Сколько мы направлений разных знаем. А в фотографии их в несколько раз меньше. Может быть, это оттого, что фотография гораздо моложе и не успела ещё трансформироваться.

Фото: Павел Титович

О понимании

– В течение последних десятилетий принципиальное значение для определения ценности арт-объекта, в том числе и в фотографии, имеет мнение экспертов. Никто не скажет, что это круто, пока не соберутся эксперты и не скажут, что это круто. Бывает так, что, не обладая необходимым набором знаний, мы вынуждены верить кому-то со стороны. По-моему, это как-то неприятно. Как ты к этому относишься?

– Это просто определённая среда, которую выстраивают галеристы или кураторы, которые этим занимаются. Просто у них задача такая. Рассказать так, чтобы это влияло на аудиторию. Но на уровне пониже это часто всё равно остаётся непонятым. Многим нужен большой текст, чтобы понять, что вообще происходит. А если текста нет, люди остаются неудовлетворены тем, что увидели. И современная фотография требует большого описания. Для меня в ней многое остаётся непонятным.

– Даже несмотря на то, что ты сам фотограф и живёшь этим?

– Конечно.

– А текст, о котором ты говорил, описание объекта, тебе помогает?

– Отчасти да. Если разбираться, почему это сделано именно так и привело в итоге к тому, что я вижу – да, можно что-то понять.

– Можешь привести конкретный пример такого проекта, когда адекватное понимание фотографии требует знания контекста, идеи?

– Например, такой проект. Девушки приходили к фотографу делать снепшоты. Это такой простой набор стандартных фотографий, который требуется при трудоустройстве в модельное агентство. Художественная составляющая стирается, она здесь просто не нужна. Остаётся только человек. И вот у одного автора этих снепшотов набрались тысячи. Однажды эту пачку снимков увидел куратор и понял, что на картинках – множество девушек, которые не состоялись как модели. То есть судьба у них сложилась не так, как они хотели. Фактически это готовый концепт для выставки. И они делают огромное пространство, где висели эти снепшоты. Вот такая предыстория может и впечатлить.

– Но ведь это уже не про фотографию?

– Нет. Но это и есть подход к современной фотографии.

Фото: Павел Титович

Об амбротипе

– Когда ты занимаешься амбротипом, для тебя имеет значение само осознание факта, что ты используешь чуть ли не забытую за давностью технику съёмки?

– Раньше это имело больше значения, теперь меньше. Цифровая камера не настолько далеко ушла от плёночной, почти одинаковый результат. А амбротип от неё уже очень далёк. Считай больше ста лет прошло. И эту пропасть уже не соединить. Цифровой снимок будет на сто процентов отличаться от амбротипа. Поместить эту разницу во временной отрезок очень сложно. Разница не в количестве лет, она качественная.

– Тогда простой вопрос: зачем это всё?

– Ну, если бы я знал, я бы тебе ответил. Это как смысл жизни. Или его поиск. Для меня это очень похожие понятия.

– Можешь вспомнить время, когда ты так прикипел к технике амбротипа?

– Знал я о ней достаточно давно, с тех пор как она начала появляться в России после долгого забвения. Примерно начало двухтысячных. Во всяком случае, для меня так. Увидел, когда этим начал заниматься Миша Бурлацкий. Видел у него цифровые работы, достаточно театральные. И потом – резкий переход к другим техникам. Я заметил, как человек изменился.

– Почему это произошло, как ты думаешь?

– Необъяснимо. Снимки стали очень проникновенные. С точки зрения отношения к человеку, которого он фотографирует. То есть раньше было какое-то баловство, а тут – настоящее.

Фото: Миша Бурлацкий

О настоящем в цифре

– Возможно ли сделать в цифровой фотографии нечто, о чём бы ты сказал, что это настоящее?

– Очень мало видел людей, которые делают в цифре то, во что верят. Но такие есть, конечно. Макс Сауко, например. У него есть работы на религиозные темы, на другие. Сделано на очень высоком техническом уровне. Продумано всё до мелочей.

– Насколько значим для тебя сам носитель фотоизображения?

– Очень значим. Когда я смотрел на цифровые сканы амбротипов, мне захотелось имитировать их в цифре. Оказалось, это вполне возможно. Но когда я взял такое стекло в руки – понял, что это вообще единственное, что может быть в руках. И что копии не может быть никакой. Что на это не наложишь ещё один фильтр сверху. Только время его сможет туда наложить. Это просто взрыв мозга был.

– Иногда, глядя на фотографию, особенно старую, я начинаю представлять себе место, где она была сделана. Звуки, особое течение времени. Тебе это знакомо?

– Конечно. Это же машина времени такая. Классическая фотография как раз имеет свойство передавать атмосферу. Мы её дофантазируем, подсознательно пытаемся воспроизводить такой, какой она была. Или могла быть – здесь это уже не так уже важно.

Фото: Макс Сауко

О выставке

– Скоро у тебя открывается выставка. Расскажи, пожалуйста, о концепции.

– Само открытие – совместный проект. Занимается им кураторская группа DA. Участвуют артисты театра «Новая сцена – 2» и студии современного танца «Dance Хаос». Так что будет перформанс. Выставка открывается 18 апреля в арт-резиденции «Арта». Назвали мы её «1/4 времени».

– Почему?

– В это название можно уместить многие понятия. Само время, в течение которого можно заниматься фотографией. Я это делаю 15 лет. Часть процесса, конечно, была неосознанной. А осознанная – именно часть моей жизни, которую я могу назвать одной четвёртой. Также в название можно вложить другую мысль. Если взять выдержки, с которыми я фотографирую – например, по 15-20 секунд, когда снимаю на амбротипы – это, скажем так, одна четвёртая процесса от съёмки до проявки. Можно сказать, что эта одна четвёртая может растягиваться на одну четвёртую жизни. Фотография становится частью жизненного пути человека. Вот эти временные понятия мне очень интересны. Сохранение времени, его отражение в каких-нибудь стёклышках или в плёнке. В плёнке может быть одно время, в амбротипах – совсем иное. На выставке, кстати, будет и специальная экспозиция, посвящённая этим размышлениям – «Триптих времени».

– Три момента?

– Не совсем. Это съёмка одного человека на амбротип, плёночную камеру и цифровой фотоаппарат. Разные выдержки. Амбротип – это технология 19 века, плёнка – 20-го, цифра – 21-го. Выдержки уменьшаются, а пространство, свет и человек – одни и те же. На мой взгляд, выглядит это совершенно по-разному. Смотришь на одного человека разными эпохами фотографии.

– Что ещё будет в экспозиции?

– Попытаюсь показать всё, что происходило на протяжении всех этих лет, когда я фотографирую – и в Белгороде, и некоторые пермские работы. Будет выставлена часть моего проекта «Лабиринт», с которого у меня всё началось и до сих пор не заканчивается. Наверное, это серия, которая может продолжаться всю жизнь.

Беседовал Сергей Егоров