«Наша страна способна сделать из человека существо». «Монгол Шуудан» Валерий Скородед — о музыке, судьбе и государстве

26 марта в рок-баре «Чапаев» с акустикой выступил лидер легендарной группы «Монгол Шуудан» Валерий Скородед. Сотни раз за свою почти тридцатилетнюю карьеру группа собирала многотысячные залы в России, выступала во многих странах мира, играла с такими коллективами как «Exploited» и «L7». Белгород стал последним городом в турне Скородеда по России, и после концерта Валерий отправился домой, в Москву. Корреспондент Go31 Виктория Передерий поговорила с музыкантом о творчестве, судьбе человека и предназначении России.

— 7 апреля 1989 года считается днем рождения «Монгол Шуудана», скоро будем вас поздравлять.

— Не седьмого, а первого. Но так получилось, что наш первый концерт попал на 7 апреля. Его перенесли по непонятным для меня причинам. Мы на самом деле сами не празднуем эту дату, а делаем это для любителей нашего творчества. Дата не круглая, да и как-то уже устали за столько лет отмечать. Итак каждая пятница-суббота — праздник.

— Концерты?

— Ну, типа, да.

— Вы написали музыку к фильму Бодрова-старшего «Я хотела увидеть ангелов», интересный был опыт?

— Мы выбрали лейтмотивом песню под названием «Дальняя дорога», нам пришлось ее интерпретировать в различных импровизациях, в различных видах, она так и идёт через весь фильм. Ещё там было несколько песен хулиганских для создания атмосферы угара.

— Я специально посмотрела эту картину.

— Да вы что? По-моему, адский какой-то кинофильм.

— Музыка хорошая.

— Обычная.

— Мне понравилась.

— Ну, добро.

— Больше вам никто не предлагал работать в кино или не понравилось сочинять музыку для фильмов?

— Нет, всё намного проще. Дело все в том, что между композиторами, которые облекают в какую-то форму эти проекты режиссёрские, существует определенные негласный договор, или как это можно сказать по-итальянски — мафия. То есть, пробиться туда совершенно невозможно. Какой-то малообразованный композитор, у которого там «расчёска» вон такого размера (клавишный электромузыкальный инструмент с ручкой-стиком, предназначенный для игры стоя, — прим. ред.), там даже синтезатора нету, что-то наигрывает. Прыгать в это болото и потом заниматься склоками и всякой дрянью не в моём характере. У меня задачи стоят совершенно другие. А они занимаются тем, что устраивают адскую возню. Если, допустим, захотел режиссёр взять музыку какого-нибудь другого исполнителя, они ведь теряют деньги, они уже сидят на этом проекте. Поэтому артисты выдавливаются из этого, грубо говоря, бизнеса. А так как сейчас вообще в дорогостоящие проекты попасть невозможно, есть определенные треки, за которые артистам выплачивают гонорары и на этом всё кончено. Чтобы музыкант написал музыку к кинофильму, должны сойтись звёзды особенным образом, но этого не будет никогда, я знаю точно.

— Однако один раз в вашей судьбе звезды сошлись именно так.

— С Бодровым мы не были знакомы. Фильм снимала его жена, Кэролин, он был в то время женат на какой-то американской девице, которая была увлечена перестройкой и хаосом, творившемся в нашей стране. Она сюда нырнула из Америки, такая девушка с богатыми родителями.

— Они ей дали деньги на кино?

— Да, думаю, там и Бодров поимел что-то. Она как бы понимая, что Голливуд уже почти рядом, но для этого надо пробиваться грудью, решила начать с полуразвалившегося Советского Союза. Нужна была соответствующая музыка для фильма. Тогда это было модно: Соловьёв со своей «Ассой» и ещё куча всевозможных проектов. Видимо, все это на них каким-то образом повлияло. И попали на меня. Возможно, были на концерте нашем, тогда у нас концерты проходили в больших залах с должным пиететом.

— Но в Голливуд она все равно не прорвалась, я правильно понимаю?

— Не знаю, не интересовался, мне скучно искать каких-то своих старых знакомых. А Бодров, когда понял, что дело трещит по швам, просто взял бразды правления в свои руки. Снимала она, а ему пришлось править. Поэтому получился какой-то мутный, грязный фильм с артистами первой категории.

— Ваш последний альбом вышел в 2011 году, давненько вы не радовали своих поклонников

новинками, чем это вызвано?

— Мы сейчас усиленно приступили к записи нового альбома. Ну, как усиленно? Мы уже три года его пишем. Но запись и выпуск альбома буксует в связи с тем, что сначала у нас умер гитарист, он чего-то там застудил, ему сделали операцию, ослаб иммунитет, в результате человека не стало. Потом мы искали нового гитариста, долго с ним репетировали, пока вошли в струю, он оказался не совсем наш, это еще минус год. Полгода ушло на поиски второго гитариста. Фанатам трудно понять, они говорят: чего там, пошел да записал. Это не так просто. Мы сейчас только-только раскачиваем нового человека, пришедшего в нашу группу, чтобы он понял, что от него требуется. Так и прошло шесть лет.

— Вдохновение у вас не иссякает в процессе всяких форс-мажорных обстоятельств?

— В этом отношении я язычник. Я свято верю в то, что есть такая богиня как Муза. Она приходит тогда, когда ей надо, а не мне. Я могу сидеть дома, чем-то заниматься и вдруг  осеняет. Приходит какая-то строчка, какая-то музыка, откладываешь все дела, хотя, какие дела? У меня и дел-то никаких нет. И начинаешь заниматься. Потом она отлетает, и ты понимаешь, что продолжать дальше бессмысленно, выходит полная чухня. Я давно смирился с тем, что надо ждать прихода.

— Как ваш музыкальный стиль только не называют, вам какое название ближе?

— Я изобрел свой особенный стиль с собственными текстами и как его кто называет, мне безразлично. Я, например, не считаю, что его надо обязательно как-то характеризовать. То, что я играю рок в каких-то замесах — это точно. Анархо-рок я обычно называю. «Хэви-полька-рок-н-ролл» — так его назвали немецкие журналисты, которые побывали на нашем концерте.

— Это они так по-доброму иронизировали? Троллили?

— Это было написано в центральных газетах, между прочим. Троллили? Это вы так хотите думать, а я иначе считаю. Думаю, они так назвали нас серьёзно. Германия — очень педантичная страна, и там просто некому и некогда заниматься каким-то троллингом.

— Борис Гребенщиков как-то сказал, что начал играть на гитаре, чтобы понравиться девочкам, у вас было так же?

— Нет, девочкам нужна любовь, романтика. Мои песни к романтике никакого отношения не имеют. Конечно, есть несколько лирических песен, я же не совсем сухарь. В детстве у меня была мандолина. Но мне не удалось с ней продолжить свой творческий путь, стало скучно. Вот, всю жизнь хотел на сцене с гитарой стоять. Мечта моя сбылась. Гитара валялась у нас дома, я ещё был младенцем, не знаю, откуда она взялась. Как мне мать рассказывала, я подползал и так пальцем тренькал, струны звенели, а я долго-долго вслушивался в деку. Не знаю, что я там искал, я этого не помню. Я, кстати, и своего детства совершенно не помню. Иногда достаю фотоальбом и вижу, что я маленький совсем стою в тюбетейке напротив крейсера Авроры, какая-то семья рядом — детки, бабки. Есть фотографии, где я в песочнице, с грибами какими-то — у меня все это просто выпало из памяти. Может быть, я счастливый человек — не знаю своего детства страшного.

— Разве оно было страшное?

— Кто же знает? Так вот и дожил в счастливом неведении до сегодняшнего дня.

— Валера, вы говорили про мафию, которая царит везде в обществе, в том числе — и в шоу-бизнесе. В воскресенье 26 марта по всей стране, более, чем в 80 городах прошёл митинг против коррупции, вы как к нему относитесь?

— А толку митинговать? Надо просто взять всех коррупционеров и расстрелять, и покончить с коррупцией на этом.

— Как выбирать, кого расстреливать?

— Но есть же определенные силовые структуры, у которых имеется досье на всех коррупционеров.

— Но они сами коррупционеры, как выясняется.

— Вы хотите сказать, что в нашей стране нет честных людей?

— Я хочу сказать, что вся наша система власти построена на коррупции, она как дерево, пронзает все сферы жизни, стоит подрубить ветки, всё рухнет.

—Так и должно быть, батька Махно этого хотел, но ему не дали.

— Вы по-прежнему считаете, что государство — враг человека, а собственность—это всегда кража?

— А что может измениться? Государство меня гнетёт по-всячески: налогами, повышениями цен. Я вот могу вам привести такой пример, он, может, не очень удачный. Я поехал на байк-шоу в Таиланд, посмотреть, как там живут люди. Да, грязновато там, но стабильно. Цены не растут, люди чувствуют себя свободно. А от ценообразования всё и зависит. Растут цены — растут потребности, любой полицейский может докопаться до тебя на улице, всё сделано так, что ты отдашь ему последнее, лишь бы уйти от какой-то непонятной ответственности. Раньше я был первый клиент во всех отделениях милиции: за хулиганство, за поведение на сцене, за то, что курю в неположенном месте, за то, что ругаюсь матом, хожу ночью пьяный по улицам. У нас за это берут, а в Таиланде нет, хотя там тоже вроде все коррумпировано. Поймали пьяным за рулем, вполне можно откупиться за две тысячи бат — четыре тысячи рублей. А у нас просят полмиллиона, потому что тебе говорят, что на четыре года лишают прав, то есть обрубают все концы. Конечно, если ты совсем вдрабадан, то есть в муку — понятно, с тобой никто разговаривать не станет. А нашим полицейским достаточно того, что у тебя глаза блестят. Об этом можно сколько угодно говорить. Наша страна имеет определенные способности для того, чтобы сделать из человека существо, которое всегда будет приносить ему доход.

— Это невозможно изменить, это какой-то наш «особый» мутантский путь?

— Да, особый путь. Есть какие-то дьявольские силы, которые не дают развиваться России, не позволяют людям нормально жить. Какую-то паутину набросили на нас всех, и всё это тянется до тех пор, пока не родится, как в американских блокбастерах, спаситель и лидер. Он уберёт всю эту чухню с руководящих постов, это делается довольно просто. В Китае, например, тупо расстреливают. Народ продолжает воровать, потому что там многомиллиардные доходы, но ворует уже с большой-большой опаской.

— Ну а западный путь развития, как в Европе, невозможен? Или мы не Европа?

— Мы к Европе никакого отношения не имеем. Хотите знать мое мнение: мы вообще спасители этого материка.

— В каком смысле?

— От татарского нашествия Европу спасло только то, что Батый и остальная банда вместе с ним устали грабить, обозы растянулись на многие километры, они же почти до тогдашней Венгрии дошли, по пути разграбили Польшу. И остановились, потому что поняли: им уже хватит.

— Получается, у нас роль такая в истории: падать под ноги завоевателям и таким образом останавливать нашествие?

— Не обязательно падать, но мы точно считаемся спасателями Европы. Я вам могу подбросить такую идею для размышления: за счёт того, что мы здесь тухло и тупо живем, остальные живут хорошо. Возьмём, к примеру, Индию, посмотрите, какие там у людей счастливые глаза. Вот человек валяется на улице в обносках, ему ничего не надо, он всё равно найдёт, где поесть, где выпить, потрахаться и всё такое. А у нас этого нет. Посмотрите на наших людей, какие счастливые глаза? Счастливые глаза у них, когда я выступаю. Наша аудитория не меняется.

— Перед выступлениями волнуетесь?

— Волновался первые года два. А потом плюнул на это дурацкое занятие, потому что понял: всё равно будет так, как публика станет себя вести. От тебя мало что зависит. Управлять, конечно, аудиторией можно, этому надо учиться. Достаточно иметь наглое выражение морды, некое хладнокровие, поэтому волнение только разброд вносит.

— Вижу, вы вообще фаталист по своему жизненному складу.

— Если передо мной лужа лежит, я, конечно, её обойду. А так от судьбы не уйдешь.

— По-вашему, существует такое понятие, как судьба?

— Если есть такое слово, придуманное людьми, значит и сама судьба есть. Слова же не берутся просто так ниоткуда, с потолка, правильно? Вот мы с вами встретились — это судьба или нет?

— Я написала вам в контакте, кто-то, очевидно, администратор группы, ответил, что мы можем встретиться перед концертом. Вы не знали?

— Это гитарист занимается нашей группой в соцсетях, он молодой, энергичный, но у него времени на вопросы отвечать нет: гастроли, концерты, студии. Видимо, он просто как-то не обратил внимания. Вам надо было кричать, стучаться, писать личным сообщением.

— Но я же всё равно вас нашла.

— Вот, а вы говорите, судьбы нет, вот она, судьба-то.