«Типичный белгородец – герой чеховского «Крыжовника». Социолог Сергей Лебедев об интеллекте, интересах и перспективах жителей региона

Почему доступность информации в интернете не стимулирует всех его пользователей к саморазвитию? Действительно ли современная молодёжь более продвинута, чем предыдущее поколение? Провинциальность белгородцев – это хорошо или плохо?

Профессор кафедры социологии и организации работы с молодежью БелГУ, руководитель лаборатории социологии религии и культуры Центра социсследований (руководитель профессор Инна Шаповалова) Сергей Лебедев рассказал о том, стоит ли доверять социологии, нарисовал портрет типичного белгородца и предположил, чего в нас (белгородцах) не хватает для того, чтобы наше общество могло стать солидарным.

«Белгородцы читают рulp fiction и что-то вокруг него»

– Вы проводите в основном городские и региональные исследования. А какой профиль у вашей лаборатории, что интересует её коллектив больше всего?

– Наше направление – социология религии и культуры, занимаемся довольно широким спектром вопросов в этой области.

– Как у белгородцев с интеллектом и тягой к знаниям? Вы исследовали эту проблему?

– Пока мы изучали отдельные её стороны, например, отношение к книге и чтению. Наше исследование показало, например, что белгородская городская и сельская молодёжь читает активнее, нежели молодые жители посёлков городского типа.  Это довольно значимый показатель того, что в сёлах ситуация с уровнем культуры населения лучше, чем в ПГТ, которые являются в этом плане более депрессивными населёнными пунктами.

– Интересно, почему так?

– Ответа на этот вопрос, и во всех ли случаях так, мы пока дать не можем: для этого надо провести новое исследование, потому что в социологии, как и в любой другой науке, каждый ответ порождает новый вопрос.

– А что именно читают белгородцы?

– Читают в основном приключения, историческую прозу. Стихи не читают. Pulp fiction и что-то вокруг него. Это вполне закономерная ситуация: снижается количество – снижается и качество чтения. Согласно исследованиям всероссийского масштаба, 5 лет назад книги читало всего 52% населения страны, а уж доля читавших интеллектуальную литературу и вовсе невелика.

Фото Аллы Григорьевой

– Как наша область смотрится на фоне страны?

– 70 с лишним процентов достаточного для чтения возраста жителей Белгородской области хоть что-то, но читают: книги, журналы, газеты, материалы Интернета. Это примерно соответствует цифрам в среднем по стране. Но выходит, что целая четверть населения вообще ничего не читает. Здесь можно давать разные оценки. Я лично считаю, что это почти катастрофа.

– Когда-то было лучше?

– До 91 года наши соотечественники читали значительно больше. Для объяснения этого есть интересная версия: люди во многом не находили выхода своей энергии в реальной жизни, а в книгах находили своего рода вариант виртуальных миров. Но эта версия уязвима, потому что популярность виртуальных миров очень сильно возросла именно сейчас, когда, казалось бы, увеличились и реальные возможности менять свою жизнь.

«Сам по себе интернет ничему не учит, учится только сам человек»

– По-вашему, «интернет-галактика» – хорошо или плохо?

– Это неизбежно (улыбается). А как оценивать – зависит от того, что мы оттуда берём. Для одних это громадная информационная помойка, для других – «всепланетный информаторий», как предсказывали Стругацкие, огромная виртуальная сверхбиблиотека, для третьих – поглощающий их монстр-коммуникатор, для четвёртых – инструмент создания полезных и важных связей между людьми. Каждый видит в нём то, что сознательно или неосознанно ищет и находит. Для меня, например, это своего рода чудо света, дающее огромные возможности для познания и сотрудничества.

– Не все так настроены. Странно, что при доступности информации очень многие её не стремятся жадно впитывать?

– Да, несмотря на теперешнюю доступность почти любой информации, люди в массе почему-то ею не очень интересуются. Наверное, нет мотивации, которая идёт всегда изнутри, от установок личности, а не от возможностей самих по себе.

Фото Марии Литвиновой

Ведь сам по себе интернет ничему не учит, учится только сам человек. И это далеко не правда, что современная молодёжь в части информации и коммуникаций «круче», чем старшее поколение – только потому, что они часами сидят в сетях. Например, с первого взгляда многих моих студентов можно назвать интернет-продвинутыми людьми. Но как потом выясняется, часто они неграмотны даже в простых технологиях поиска. То есть, просто не знают, где и что искать. Их интерес в интернете заточен на ограниченный круг ресурсов и тем. Приходится учить.

– То есть, нельзя сказать, что новое поколение выигрывает даже в этом?

– Да критерии «продвинутости» человека в своей основе не меняются – серьёзное отношение к делу, общая и профессиональная грамотность, способность к системному мышлению. То есть культура, общая и специальная. И выходит, что тех, кто ориентирован на серьёзный культурный уровень, в том числе, касающийся поиска и получения информации, всё равно меньшинство.

«Типичный белгородец – горожанин со средним образованием»

– Ну, а что касается религии? Действительно, религиозность белгородцев такая высокая, как приходится слышать? И правда ли, что мы почти все православные?

– Не все, конечно. Но белгородцы реально, если брать в массе, «среднюю температуру по больнице», несколько религиознее, чем в среднем по России. В основном жители области – православные по самоопределению. Опять же, нельзя понимать это как то, что у нас здесь какой-то заповедник богомольцев, что все сплошь верующие. Но количество активных верующих, что ходят систематически в храм, молятся, исповедуются, причащаются, у нас заметно (примерно на 10%) выше, чем в других регионах Центральной России, к примеру, в том же Ярославле, который по этническому составу жителей и многим другим важным характеристикам схож с Белгородом.

Фото Марии Литвиновой

– Неужели так работает «пропаганда» православия сверху, административный ресурс?

– Не только, конечно. Административное воздействие – это, скорее, катализатор. Как в химии. В других условиях его влияние было бы нулевым или даже обратным, как это сейчас происходит местами по стране – где-то люди выходят протестовать против строительства храма, где-то растёт популярность атеистических обществ. У нас оно, надо признать, попало на благоприятную почву. Например, введение в своё время в школах обязательного регионального компонента «Православная культура» не вызвало сколько-нибудь массовых протестных настроений. Протесты были, но, как считают эксперты, с которыми я беседовал – в основном из-за организационных просчётов, а не из мировоззренческих соображений. Большинство родителей и детей восприняло эту инновацию толерантно, пассивно-одобрительно, и школа её «переварила». В другом регионе или мегаполисе, с иной религиозной ситуацией, было бы совсем иначе. То есть сыграла роль какая-то наша культурная подпочва, ещё пока слабо изученная.

– А что вообще можно сказать о наших земляках? Каков среднестатистический портрет белгородца?

– Ну, начнём с места жительства. Ровно две трети жителей Белгородской области живут в малых и средних городах (мегаполисов у нас, как известно, нет) и посёлках городского типа. Получается, из полутора миллионов 533 тысячи — сельчане, остальные — городские. 

– Соответственно, типичный житель Белгородской области — горожанин. Образован ли он?

– В нашем регионе живёт 21-22% людей с высшим образованием. Я сам был удивлён, что так мало, но такова статистика: меньше четверти. В целом по стране – чуть больше. Итого, типичный белгородец – горожанин со средне-специальным образованием.

Что касается соотношения полов, то, как и везде, в молодых стратах немного больше людей мужского пола, дальше ситуация выравнивается, а в старших возрастных группах становится больше женщин.

– Выходит, типичный белгородец может быть и мужчиной, и женщиной?

– Да, можно и так сказать (улыбается). Только среди людей за 60 лет – там заметно больше бабушек, чем дедушек.

Фото Марии Литвиновой

– Что говорит о типичном белгородце такой показатель, как уровень доходов?

– Это показатель довольно скользкий, но можно отметить, что жители Белгородской области тяготеют к среднему. За средний уровень берём тот, который позволяет платить за комуслуги, покупать еду и одежду, бытовую технику. А вот покупать автомобили и совершать более дорогие покупки среднестатистический белгородец уже не может.

– Как у него (неё) с детьми?

– В среднем в семье от 1-го до 2-х детей.

«Провинциальность в белгородцах сохраняется, нужно больше культуры»

– А что можно сказать о его внутреннем мире, чем он живёт?

– Он достаточно прагматичен и материален, чётко представляет, что ему нужно. Образно выражаясь, он являет собой героя рассказа Чехова «Крыжовник». А что, построить дом и посадить свой крыжовник – достаточно уважаемая и честная цель. Типичный белгородец занят тем, чтобы обеспечить стратегически, на будущее, себя и свою семью.

Кому-то покажется, что он довольно скучный персонаж. Но зато он значительно более энергичен и целеустремлён, чем жители сопредельных регионов. Тем не менее, это чаще всего проявляется в достаточно узких и приземлённых интересах. Всё, что за их пределами, его не так волнует.

– По-вашему, это  хорошо?

– Это в чём-то очень хорошо, но в целом – хромает на одну ногу. Поэтому хвастаться пока рано. Провинциальность в головах сохраняется. Нужно лучше. Больше культуры, больше вкуса к культуре. В этом, мне кажется, наша главная слабость. И не то чтобы культуры в регионе мало – ей уделяется серьёзное внимание, но вот само её восприятие людьми очень специфичное, прагматичное. Знаете, что интересно? Одно из наших последних исследований выявило, что в повседневном сознании белгородцев досадно мало «отпечатались» наши культурные достижения – имена большинства деятелей искусства и науки, учреждения, мероприятия проводимые. Но зато очень чётко выделяется группа работников культуры в структуре сообщества областного центра. Вот такой парадокс: получается, что горожане их хорошо «видят», а плоды их, довольно немалых, трудов – неважно.

Фото Марии Литвиновой

«Есть некоторая надежда на модный сейчас тренд – петиции в интернете»

– Возможна ли солидарность, о которой довольно много говорится?

– Солидарность – это то, что реально людей объединяет. Пока что, как мы говорили выше, типичный белгородец живёт своими бытовыми, материальными интересами, которые мало мотивируют людей к объединению. Если будут меняться эти интересы, если какая-то заметная часть людей сможет поднять голову и увидеть не только свою узкую делянку, но и «лес за деревьями» и показать примеры продуктивного объединения, тогда можно будет говорить о ростках солидарности. Ума, чтобы понять пользу объединения, у многих людей вполне хватит, но вот нужен кругозор, масштаб. А это пока в дефиците.

– Можно ли говорить хотя бы о какой-то профессиональной солидарности?

– Скорее всего, можно говорить об отсутствии отраслевых солидарностей. В профессиональных отраслях люди объединены формально, организационно, символически – но само по себе это не стимулирует их на какие-то совместные, к примеру, политические действия. Впрочем, это так повсеместно.

– А профсоюзы?

– В перестроечные времена звучала фраза, что профсоюзы превратились в придаток господствующей партии. Мы унаследовали это от советской системы, плохо это или хорошо, но в данном плане ничего не изменилось.

– Разве так всё безнадёжно?

– Есть новые, современные формы солидарности, которые можно назвать «ситуативными». У меня есть некоторая надежда на модный сейчас тренд – петиции в интернете. С их помощью многое получается сообща решить. При этом поставить подпись – небольшие затраты времени и сил. Но когда петиции подписывают массово, это уже становится определённой силой.

Фото Аллы Григорьевой

«Здравый смысл – хорошая вещь, но когда мы имеем дело со сверхсложными процессами, нужен более точный аппарат»

– Почему социологическим исследованиям стоит верить? Многие не доверяют.

– Стоит, если они проведены качественно. Социологические исследования, во-первых, позволяют увидеть ситуацию в динамике, а во-вторых, дают наиболее точные и достоверные сведения о том, как обстоит дело по какому-то вопросу. Наиболее надёжны повторно-сравнительные исследования. Разовые исследования оставляют риск, что на результаты опроса или наблюдения повлиял случайный фактор: близость выборов, погодные условия или только что проведённые выходные. Тем не менее, об определённой точности таких предварительных выводов всё-таки тоже можно говорить.

– На каком уровне сейчас качество российской социологии?

– Сейчас мы наблюдаем в некотором смысле расцвет социологии в России. Он начался в 2008 году, когда в нашей стране отмечалось 50 лет возрождения этой науки. Дело в том, что в Советском Союзе социологии долго не существовало, после революции она 30 лет была просто под запретом, формально и неформально, а потом вынуждена была существовать в очень тесных рамках, поскольку была опасна для официальной идеологии, но необходима для управления государством. Тем не менее, наши классики, те, кто её возрождал – Владимир Ядов, Борис Грушин, Юрий Левада, Татьяна Заславская, ныне здравствующий академик Геннадий Осипов и другие – сделали огромное дело, заложили в тех сложных условиях основы полноценной научной дисциплины с высокими стандартами.

Так что у нас есть что сохранять и развивать, но очень важна востребованность исследований, максимальный заказ на них. В последние годы наблюдается некоторая мода на социологию. И тот факт, что сегодня она привлекает всё больше внимания властей, это плюс. Чтобы принимать «большие» решения, нужно очень хорошо представлять, что происходит. Верный диагноз общественной реальности, который может дать социологический анализ, больше не может дать никто. Здравый смысл – хорошая вещь, но когда мы имеем дело со сверхсложными процессами, нужен наиболее точный аппарат, интеллектоёмкий.

– Что же именно даёт социология, чего нельзя достичь без неё?

– Социология даёт системный взгляд, более основательно и глубоко позволяет представлять происходящее. Даёт понять, что происходит на самом деле, действительно ли растёт, например, популярность конкретного политика или массового настроения, или желаемое выдаётся за действительное.

Знаменитая служба Гэллапа в США сделала себе имя на точных предсказаниях итогов президентских выборов. Аналогично работают и социологические центры в других странах. Например, у нас ВЦИОМ и Левада-Центр делают срезы, каждые три месяца замеряют какие-то показатели и дают максимально объективную информацию о том, что происходит: в политике, религии, образовании и многих других сферах жизни. Это потому, что у них очень строгие и точные методики, над которыми работают профессионалы. Глядя же простым невооружённым взглядом, очень легко ошибиться. Есть простой пример из области эвристики. Допустим, человек в одно и то же время приходил на мост и считал поезда, проходящие под ним за час. Из этого он сделал вывод, сколько поездов в сутки проходит под этим мостом. Вывод вроде бы очевидный, но неверный – потому что его выборка была составлена неправильно. Чтобы правильно сосчитать поезда, ему нужно было не каждый день приходить на час, а появляться там каждый час на пять минут. Потому что поезда ходят неравномерно.